Свет невозможных звезд

Главный экран мигнул и ожил, показав лицо женщины средних лет с короткой стрижкой и сединой на висках.

– Судак, – узнала я.

– Приветствую, капитан.

В ее голосе еще сохранилась лирическая певучесть. Я вспомнила, что ее поэтические выступления транслировали после войны по всей Общности – пока не распознали в ней Аннелиду Дил, убийцу Пелапатарна.

– Полагаю, вы явились требовать сдачи?

– Боюсь, на этот раз нет. – Она улыбнулась с наигранным сожалением. – Нам известно, что вы направляетесь к Интрузии, а этого мы допустить не можем.

Я, не давая себя запугать, посмотрела ей в глаза.

– А, так вас это беспокоит…

Судак шевельнулась в кресле.

– Бога ради, с чего бы мне беспокоиться? У меня огромное преимущество в численности и вооружении. Никакие ваши действия не угрожают нашим целям.

– Вас тревожит, как бы мы не добрались до Интрузии. Боитесь того, что мы можем там найти.

– Не смешите меня!

– Нет, разве я не права? – Я погрозила экрану пальцем. – Ваши белые корабли не желают, чтобы мы узнали, что сталось с их хозяевами.

– Вы сами не понимаете, о чем говорите.

– Разве?

У Судак вспыхнули щеки.

– Мне доставит удовольствие вас убить.

– Сперва поймайте.

Я чиркнула себя пальцем по горлу, и «Злая Собака» оборвала связь.

Оконкво схватила меня за руку.

– Мне надо вернуться на свой корабль.

Ее пальцы больно сжимали мне локоть.

– Нет времени.

– Но…

Я толкнула ее в кресло.

– Всем пристегнуться.

– Сорок пять секунд, – доложила «Злая Собака». – Челнок с Люси на борту.

Палуба под нами задрожала: включились главные двигатели «Собаки». Ее аватара смотрела на меня, ожидая приказа к бегству. Краем глаза я поймала устремленные на меня взгляды Эддисон, Шульца и Мерфи и прокашлялась, прочищая горло.

– Забери нас отсюда.

20

Злая Собака

Пять кораблей-кинжалов выпали из высших измерений всего в пятидесяти километрах от нашего маленького конвоя. Спикировали, как ястребы на голубиную стаю. Я уже ускорялась в противоположном направлении, и Северянин с Безудержным Любопытством торопились за мной. Грешник с Мантикорой развернулись навстречу угрозе, заслонили гражданские корабли от налетающей бури. Из их пусковых установок пошли торпеды. Дали залп оборонительные батареи с вольфрамовыми ядрами. В темноте заискрили энергетические лучи.

За пару оставшихся секунд я приняла передачу от Грешника.

Мы встретились в виртуале. В парижском кафе, полном голосов, и пара, и звона посуды. Он явился в своем черном одеянии, из которого торчали костлявые запястья, а глаза переливались мятущимся светом космической туманности. Осталась всего секунда, но он установил скорость симуляции, которая позволяла нам за это время провести здесь около часа.

– Полагаю, надо прощаться, – сказал он, садясь за угловой столик.

У меня не нашлось ответа. Мы с ним вместе прошли войну и уже теряли родных, но тогда это ощущалось по-другому. Может, потому, что он был последним из семьи. Или я изменилась. Так или иначе, неизбежная утрата отзывалась почти физической болью. Будь у меня сердце, оно бы сейчас разрывалось.

Я села напротив.

– Наверное, так.

Посетители кафе были тенями, фигурами, слепленными из дыма. Только мы обладали подобием телесности. Грешник постучал по столику тонким пальцем.

– Я просто хотел бы высказать, как я жалею обо всем, что было между нами.

– Не думай об этом, – отмахнулась я от извинений.

Он был со мной всегда. Нас вывели и обучили в одной детской. Мы вместе летали, сражались бок о бок с братьями и сестрами. Собачьи ДНК нашей конструкции усилили нашу верность друг другу, связали нас в стаю. А он был вожаком этой стаи. Он был мне вождем и братом без малого пятнадцать лет моего существования, и оттого, что он вел меня в огонь и бойню, как и от его предательства в Галерее, мои чувства к нему не ослабли.

– И еще я хотел тебя поблагодарить, – сказал он.

– За что?

Он расправил плащ на тощей груди.

– За то, что не отвергла меня. За то, что дала шанс умереть с честью.

Я закусила губу. Мне хотелось врезать по столу. Но я видела, как искренне он говорит. До того как Мраморная армада обратилась против нас, его ждала позорная отставка. Трибунал поместил бы его сознание в виртуальную тюрьму и навсегда лишил бы права летать. Его имя вычистили бы из всех отчетов, его деяния были бы забыты, его память проклята. А теперь, среди обломков Общности, он обрел новую цель и новую надежду. Вместо бесчестья и бездействия – любимые им звезды и исполнение того, к чему он был предназначен, – и еще спасение жизней.

– «И тем почетней гибель, чем безнадежней бой, – процитировала я. – За пепел предков, храм богов пожертвуем собой»[4].

– Это откуда? – вопросительно склонил голову Грешник.

– Из стихотворения Маколея. Наш медик Джордж Уокер часто его мне читал.

– И что это означает?

Я пожала плечами.

– Наверное, что я понимаю, почему это для тебя важно.

Он задумался. Вздохнув, встал и бросил на стол медную монету – плату за не сделанный нами заказ.

– Прощай, сестра моя.

– Прощай, Грешник. – Я встала и обняла его. Словно мешок костей сжала. – Прощай, Адалвольф!..

Я поцеловала его в фарфоровую щеку.

– …И спасибо тебе.