Сломленная депрессией, в конечном счете я совершенно выпала из жизни. По выходным я не только не выходила за порог, но и не поднимала жалюзи, просто лежала в постели, теряя счет времени. В виде компенсации за утраченное я объедалась мучным и сладким, пила в основном водку, а по телевизору смотрела только триллеры и фильмы ужасов, злорадствуя над жертвами и извлекая нездоровое удовольствие из этих экскурсов в мрачные уголки человеческой души.
Однажды, находясь в особенно подавленном настроении, я разыскала пузырек с ротиналом и проглотила одну пилюлю вместе со стаканчиком водки. Затем я заползла назад в постель, укрылась с головой и погрузилась в мысли о смерти как об избавлении.
Последующие девятнадцать часов прошли в коматозном состоянии.
Открыв наконец глаза, я обнаружила, что не могу сфокусировать взгляд. Окружающее словно подернулось туманом, и несколько томительных минут я была уверена, что никогда уже не буду видеть как прежде. А когда это прошло, ужас удесятерился при виде пропитанного мочой матраца — очевидно, лежа в отключке, я себя совершенно не контролировала. На автоответчике не было ни единой записи. Никто больше не интересовался, что со мной и как. Умри я, один Бог знает, кто обнаружил бы тело и в каком состоянии.
Шатаясь, я прошла к окну, раздвинула жалюзи и подняла лицо к полоске синего неба над колодцем из стен. Солнечный зимний день был в разгаре. Вскоре меня стало трясти как в лихорадке. Я оделась, согрела чай и села с чашкой на диван в гостиной, набросив на плечи еще и теплое одеяло. На журнальном столике лежала биография Марии Антуанетты, которую я недавно взялась перечитывать. Бездумно листая страницы, я наткнулась на стихотворение — памфлет с листовок оппозиции времен процесса над кардиналом Роанским. В глаза мне бросилось его начало:
Я закрыла книгу и несколько раз мысленно повторила эти строки, заново осмысливая их, применяя к собственной ситуации. Почему я должна покорно принимать удары судьбы? Почему должна пополнять собой ряды жалких обломков жизни большого города, что умирают в полном одиночестве и разлагаются до тех пор, пока запах не начнет беспокоить соседей и кто-то наконец не вызовет полицию? Разве это достойный конец для Джо Слейтер?
Нью-Йорк — все равно что королевский двор, а при дворе взлеты и падения — дело привычное. Плох тот придворный, что безропотно сходит со сцены, уступая место более дерзкому. Вот и я не сойду! То, что у меня отнято, не просто свалилось мне в руки, о нет. Оно заработано упорным трудом. Ради него я вступила не в одну битву — и вышла победителем. Мир не рухнул от того, что явился узурпатор, просто настало время препоясать чресла, снять со стены меч и вернуть принадлежащее мне по праву. И я это сделаю! Я обращу Монику в бегство. Я сброшу ее с трона, где она так удобно расположилась.
Так, холодным февральским днем, зябко кутаясь в одеяло на дешевом диване жалкой комнатушки, я поклялась, что отомщу — чего бы это ни стоило и как бы долго ни пришлось выжидать.
Глава 27
Те несколько месяцев, что миновали со дня клятвы, я прожила в состоянии некоторого душевного подъема, ради одной-единственной цели: низложить захватчицу и попутно вернуть присвоенное достояние. Памятуя о том, что цель оправдывает средства, я была готова на самые радикальные меры, хотя и не представляла, какие именно. Так писатель или художник вынашивает идею великого произведения, еще не зная, в каких словах или красках его воплотит. Мысль моя лихорадочно работала в поисках беспроигрышного варианта, и потому все, что попадало в поле зрения или касалось слуха, оседало в памяти до той поры, когда сможет пригодиться в борьбе против Моники.
Я жила ожиданием минуты, когда великая идея обрушится на меня, как Ньютоново яблоко, но дни шли, ничего не происходило, и я начала понимать, что осуществима лишь часть моей грандиозной задачи, а именно устранение Моники. Стоит ли ради этого ставить на карту все? Что я получу, кроме удовлетворения? Возможно, хватит и его.
Между тем приходилось как-то существовать: ежедневно спешить на ненавистную работу, а вечерами торчать одной в нищенской квартирке. По-настоящему я жила лишь тогда, когда плела заговор против Моники.
Прошел год. За это время я подала официальное уведомление о банкротстве. В январе, заглянув на пресловутую шестую страницу, я обнаружила такой вот шедевр пера:
«Моника де Пасси, самая общительная и коммуникабельная графиня в мире, и Натаниель П. Натаниель, эсквайр, самый занимательный и популярный холостяк в городе, вчера вечером объявили о своей помолвке. Это случилось на сенсационном приеме, который был задан для этой пары Нейлом и Агатой Дент. Весь Нью-Йорк собрался для того, чтобы поднять бокалы в честь этого радостного события. Венчание назначено на сентябрь и состоится в Саутгемптоне, в великолепном особняке…» и так далее.