Священная ложь

– Помни, Господь сотворил тебя, а значит, ты обязана Ему жизнью, – объявил Пророк. – И будешь в долгу перед ним до конца своих дней.

Глава 18

Приближается День святого Валентина. В Общине, разумеется, мы его не праздновали, но я знаю, что принято делать в этот день. Многие девочки получают по почте открытки, кто-то контрабандой протаскивает мелкие конфеты, и теперь ими обмениваются под столами, а охрана делает вид, будто не замечает рассыпанных повсюду фантиков. К некоторым проходят парни, приносят гвоздики, завернутые в мокрые бумажные полотенца, и пусть обняться им нельзя, девочки все равно потом ходят радостные несколько дней, а цветы таскают в кармане комбинезона, пока те вконец не засохнут.

В Общине праздники всегда наводили на меня жуть. Особенно День святого Джареда, знаменующий убийство последнего великана в Америке. Праздник выпадал на зиму, когда дули резкие ветра, и наше пение в ледяном воздухе звучало особенно кошмарно. «Великана ты убей, о да, убей. Злую кровь его пролей, о да, пролей. В горло нож ему вонзи и проверни – чтобы бился на земле в агони-и». В замерзшей до костей ладони я держала сосульку и вместе с прочими детьми – даже самыми маленькими – изображала, как сношу голову страшной твари. Зрелище было донельзя мерзким. Отчего-то убийство мы всегда представляли в самых ярких красках.

* * *

– Сильно болит? – как-то раз спрашивает Энджел, запихнув в рот большой кусок кукурузного кекса. Взглядом она указывает на культи, лежащие по обе стороны подноса с водянистым супом и мелко нарезанным хлебом.

– Сейчас уже меньше. А что?

– У тебя такое лицо… Словно что-то болит.

– Просто… – Я под столиком выпрямляю ноги. – Кости ноют. Как будто их из меня вытягивают.

– Растешь, – говорит Энджел. – Ты не первая, кто в колонии набирает массу. Мало кто из здешних ел дома по три раза за день.

Из первого комбинезона я уже выросла. Новый был просторнее и с молнией спереди, которую я могла застегивать сама, подцепив язычок зубами. Теперь, когда не нужно было просить о помощи Энджел или охранниц, поход в душевую занимал гораздо меньше времени.

– В этом-то вся беда, – говорит Энджел, махнув рукой. – Они хотят, чтобы ты посидела взаперти, прониклась и раскаялась, но, если хорошенько подумать, во многом здесь даже лучше, чем снаружи.

– Это чем, например? – спрашиваю я.

– Ну… – Энджел задумчиво оглядывается. – Этим.

Она берет с подноса желтый продолговатый предмет.

– Банан? – спрашиваю я. – Сто лет их уже не видела…

– Снаружи умудряются все вывернуть наизнанку. Здесь бананы – обычная еда для заключенных, чтобы пища у нас была более-менее сбалансированная. Но знаешь, что говорил о бананах пастор из церкви моего дядьки? Что они доказывают существование Господа!

– Это каким образом?

– Он говорит, что они появились по Божьей воле, потому что их легко чистить и удобно держать. А знаешь, что держать еще удобнее? Член. Только не вздумай сказать им, что в таком случае надо чаще дрочить, ведь на то воля Господа. Тебя с таким скандалом выгонят из воскресной школы – оглохнуть можно. Уж поверь моему опыту.

На столик падает тень. Над нами стоит сержант Проссер. Крошечные рыжие волоски у нее выбились из пучка, на щеках проступают свекольного цвета прожилки. Она пристально глядит на нас.

В руках у нее маленькие квадратики из бумаги.

– Письма, – коротко говорит она и бросает одно Энджел. Та ловко ловит его в воздухе. Второе надсмотрщица с самым серьезным видом роняет на поднос передо мной.

– Что там написано? – спрашиваю я у Энджел.

– Уведомление о времени отдыха. Чем лучше себя ведешь, тем больше развлечений полагается.

– И что можно делать?

– Вообще ничего особенного. Выбор крайне невелик. Или тренировки во дворе, или библиотека, или комната с теликом, или зал для посещений – на тот случай, если к тебе кто ходит… Ах да, еще группа поддержки.

– Ты что выбираешь? – спрашиваю я.

– Обычно библиотеку. В нашей я почти все перечитала, и мне теперь привозят книги из областной, но новая партия придет еще не скоро. Так что сегодня, скорее всего, пойду смотреть телик.

Раздается звонок, и мы уходим в маленькую комнату с бетонными стенами и грязным ковром, где на низкой деревянной тумбочке, покрытой облупившимся лаком, стоит телевизор. Диван уже занят, однако при появлении Энджел девочки торопливо его освобождают.

– Знаешь, – говорю я, усаживаясь рядом с ней, – тебя все здесь так боятся… Я бы не сказала, что ты очень страшная. Больше языком, наверное, треплешь.

Энджел фыркает.

– Смешная ты…

Она берет пульт и нажимает несколько кнопок. Картинка на экране меняется. Теперь в телевизоре на чернильно-черном фоне висит большой синий шарик. Тьма вокруг очень густая, а шарик весь опутан белыми нитями.

– Это что такое? – спрашиваю я.

Энджел поворачивается, недоуменно морща лоб.

– Земля.

– Наша Земля?! – Я изумленно качаю головой. – А как так получилось? Как ее сфотографировали?

– Из космоса. С корабля или со спутника.