Камера приближается к поверхности, и я зажмуриваю глаза. Когда открываю их снова, камера уже внутри океана, в темно-синей бездне, полной теней. Океан огромен, гораздо больше, чем я представляла. Ошеломленно гляжу на экран, впитывая в себя бескрайнюю синеву.
– Ладно, Энджел, хватит нам твоей заумной хрени. – Рашида отбирает у нее пульт. – Я переключу на мое любимое шоу.
– Только попробуй, – лениво говорит Энджел.
Рашида встает, подбоченившись.
– Ты же не будешь меня бить. Я тебе слишком нравлюсь.
– Да неужели?!
– Правда, правда. Я же вижу, как ты изо дня в день пялишься на мою шикарную задницу. – Извернувшись, Рашида громко шлепает себя по ягодице. – Жаль, что у меня уже есть подружка. Из нас с тобой вышла бы отличная парочка.
Энджел качает головой.
– Честное слово, как по мне, ты больше похожа на пучок палочек для еды, перетянутый резинкой.
Та ахает и невольно вскидывает руку к волосам, перемотанным лентой.
– Посмотрим! Будешь еще ползать передо мной на коленях и умолять, а я скажу: «Вали на хрен, сучка, тебе не светит».
Энджел хохочет.
Рашида плюхается в одно из обшарпанных, заклеенных скотчем кресел и нажимает на пульте кнопку. Океан пропадает, сменившись изображением загорелых девушек, шумно кричащих друг на друга.
– Верни сию же минуту, – говорит Энджел, хватая Рашиду и пытаясь отобрать у нее пульт.
Каналы начинают переключаться сами собой, так быстро, что порой я не успеваю разглядеть картинку. Вот реклама машины, мчащейся по лесу. И красивая семья за обеденным столом. Женщина в белом халате прямо перед объективом. И мужчина с седой бородой в тюремной оранжевой робе.
– Стоп! – кричу я.
Рашида с Энджел замирают, изумленно глядя в мою сторону. Я впервые за все время в тюрьме повысила голос. Многие вообще не слышали от меня ни звука.
– Верните!
Рашида переключает несколько каналов.
– Да, этот, – говорю я.
С экрана глядит отец. Я сползаю с дивана и сажусь на колени, почти уткнувшись носом в телевизор – так близко, что вижу квадратики, из которых слеплено изображение. Отец медленно бредет через зал суда. Щиколотки и запястья у него скованы кандалами, соединенными с цепью на талии. Борода отросла. Вдоль задней стены стоят фотографы и репортеры; каждую секунду мелькает вспышка.
– Сэмюэль Блай первым из лидеров культа кевинианцев предстанет перед судом, – сообщает за кадром женский голос. – Окружной прокурор выдвигает против него обвинение в изнасиловании, соучастии в изнасиловании, избиении несовершеннолетних, нападении и непредумышленном убийстве. По слухам, Блай был главным помощником церковного лидера Кевина Билсона, самопровозглашенного пророка, который двенадцать лет назад организовал в лесу поселение-секту.
На экране появляется Община, усыпанная толстым слоем снега и окруженная желтой оградительной лентой. Нетронутый снег настолько белый, что кажется, будто там не произошло ничего необычного, хотя под ним проступают непривычные силуэты: большой треугольник от остатков крыши и очертания рухнувших домов, прежде стоявших кругом.
В углу кадра висит петля, лениво качаясь на ветру. От ее вида перехватывает горло.
– Блай – один из двенадцати человек, которые предстанут перед судом в связи с событиями, произошедшими на этой поляне, где в полной изоляции и на самообеспечении более десяти лет проживали члены закрытой религиозной общины. Мир узнал о существовании культа лишь два месяца назад, когда в сильном пожаре погиб их лидер. В секте насчитывалось более сотни человек. Местонахождение женщин и детей полиция не раскрывает.
Картинка сменяется: в телевизоре возникает девушка с яркими губами и начинает торопливо рассказывать про предстоящую метель.
Я, уронив голову, по-прежнему стою перед экраном на коленях.
– Эй, ты как? – доносится из-за спины голос.
Повернувшись, я вижу смутно знакомую девушку. Та стоит, уперев кулак в бедро. Высокая, широкогрудая, с выщипанными бровями. Я мало что о ней знаю, но она носит ботинки на липучках.
– Нормально, – говорю я, поднимаясь с колен.
– Тебя же Бритни зовут, да?
Глаза у меня щиплет от смущения.
– Нет, Минноу.
Та хохочет, словно я удачно пошутила.
– Я Кристал. – Она кладет руку мне на плечо, не давая отвернуться. – Думаю, нам с тобой стоит познакомиться поближе…
Я оборачиваюсь. Энджел демонстративно глядит в экран телевизора. Рашида сидит в замотанном скотчем кресле, скрестив ноги и зажав нижнюю губу между зубами; на лбу у нее глубокая складка. Никто в комнате не обращает на нас внимания.
– У тебя очень красивые волосы, – сообщает Кристал.
Она выдергивает длинную прядь из путаной копны у меня за спиной. Я вздрагиваю. В Общине мы всегда прятали волосы под шляпой или в косе, трогать их было не принято.
Кристал медленно проводит рукой по моей груди. Потом берет за локоть.
– Отпусти, – говорю я.
Звучит очень тонко и пискляво. Кристал улыбается еще шире.