Священная земля

— Не хуже, — согласилась Бавкида, изо всех сил стараясь воздать повару должное. Менедем сомневался, что это продлится долго, но собирался насладиться покоем, пока может.

Филодем тоже выглядел довольным. Он вообще выглядел необычно радостным с самого утра. Менедем вспомнил скрип кровати прошлой ночью.

— Хорошо, — сказал отец, — я выполнил свой долг и рассказал о симпосии. Теперь тебе решать.

— Спасибо что не давишь на меня, — ответил Менедем, обычно его отец предпочитал пролаять приказ и не давал ему возможности сделать собственный выбор. Приказать ему пойти к Ксанфу это слишком даже для Филодема, но отказать было бы невозможно. Понимая это, Менедем тоже решил побыть обходительным.

— Жаль, что сейчас не сезон для капусты, она бы сняла твою головную боль завтра.

— Единственное, что действительно в таких случаях помогает — ещё немного вина, если твой желудок сможет его удержать, — ответил отец. Но, как случалось нечасто, сообразил, что отвергает добрые слова Менедема, и, поправился, сухо добавил: — Спасибо. Сырая капуста лучше, чем ничего, это точно.

В конце дня Филодем, одетый в лучший хитон, но босой, как подобает тому, кто немало лет провёл в море, отправился в дом Ксанфа. Менедем знал, что домой он явится где-нибудь среди ночи, с украшенным лентами венком в руке, с песнями на устах и в сопровождении пары факельщиков, освещающих ему путь по тёмным улицам Родоса.

Ну а я остаюсь дома, — подумал Менедем. — И кто из нас теперь молодой, а кто старый? Но потом он напомнил себе, куда направлялся отец. Правильным словом описал он те речи. В доме Ксанфа таится больше ветров, чем в мешке из воловьей кожи, который царь Эол подарил Одиссею, чтоб помочь вернуться домой. Этой ночью весь тот ветер вырвется. — Менедем засмеялся. Его выбор ему точно нравился больше, чем выбор отца.

А ещё он был абсолютно уверен, что и ужин у него будет лучше, чем у отца, чтобы там ни подавал повар Ксанфа. Сикон принёс с рынка прекрасного ската, и готовит его на сицилийский манер с сыром и киренским сильфием. А ещё печет какой-то лёгкий и пышный хлеб из пшеничной муки на ситос. И довольный Менедем произнёс:

— Такой роскоши не пробовали и цари царей Персии.

Наклонившись к нему поближе, повар сказал:

— Даже жена твоего отца не ворчала насчёт этой рыбы. Как по мне, это высшая роскошь.

После ужина, когда ночь уже опустилась, Менедем поднялся в свою спальню. Но полный живот, против обыкновения, не клонил в сон. Он поворочался на постели, потом опять натянул хитон и спустился во двор, ждать отца — подразнить его, когда тот придёт пьяным и похвалиться прекрасным скатом, которого Филодем упустил.

Вечер стоял тёмный, прохладный и тихий. Сикон и остальные рабы давно отошли ко сну. По небу плыли лёгкие облака, частенько закрывая луну, хотя дождём пока и не пахло. Над головой пролетел козодой, его хриплый крик напомнил Менедему лягушку. Вдалеке заухала сова. Где-то ещё дальше залаял пёс, потом подхватил другой.

Менедем зевнул. Стоило встать с постели — и тут же хочется вернуться обратно. Он засмеялся, глядя на звёзды, и удивлённо остановился — во двор вышел ещё кто-то.

Бавкида, тоже заметившая его движение, изумлённо замерла возле лестницы.

— Кто здесь? — негромко спросила она. Из-за облака выглянула луна. — А, это ты, Менедем? Я хотела подождать твоего отца.

— Как и я, — отозвался он. — Если хочешь, можем ждать вместе. Не дадим друг другу заснуть, а то меня здесь что-то клонит в сон.

— Давай, — Бавкида подошла к скамье. — Тебе не холодно в этом хитоне? Я замёрзла, а на мне-то накидка.

— Вовсе нет, — сказал он, присаживаясь рядом с ней. — Ты всегда можешь легко узнать в толпе моряка. Он босоног и не заботится о гиматии. Я взял с собой на "Афродиту" накидку, только чтобы укрываться ею во сне.

— Ого, — ответила она. Снова заухала сова. Облако закрыло луну. Она бросила взгляд на вход.

— Интересно, когда Филодем вернётся домой?

— Думаю, что не скоро, — произнес Менедем, имевший богатый опыт посещения симпозиумов. — Ксанф обычно наливает сильно разбавленное вино, и нужно выпить приличный объём, прежде чем должным образом напьешься.

— И к тому же им нужно посмотреть на всех флейтисток, танцовщиц и акробаток и кого там ещё он нанял в борделе, — голос Бавкиды оставался тихим, но в нем чувствовалось сдерживаемое ворчание.

— Ну да, — Менедему сделалось неловко, — это то, что мужчины делают на симпосии.

— Я знаю, — в эти два слова Бавкида вложила всё своё презрение.

Всякий ответ в этом случае был хуже молчания. Менедем даже не стал пожимать плечами. Снова выглянула луна. В её бледном свете Бавкида гневно хмурилась, глядя в пол. Что-то мелкое прошмыгнуло по двору, и Бавкида обернулась в ту сторону, как и Менедем.

— Просто мышь, — сказал он.

— Наверное, — отозвалась она, и, чуть вздрогнув, добавила: — Я замёрзла.

Менедем не успел оглянуться, как его рука уже обняла её. Вздохнув, Бавкида прильнула ближе. В следующее мгновение они уже целовались, его руки ласкали ей волосы, её пальцы гладили его щёки, нежная упругая грудь, сводя с ума, прижималась к его груди.