Менедем улыбнулся своей самой сладкой улыбкой. “Конечно, нет, о дивный, не после того, как ты совсем недавно стоял у перил”. Он мог поступить и хуже. Ожидая, что он поступит хуже, Соклей принял это, почти не поморщившись.
В Патаре было две гавани, внешняя и внутренняя. Менедем завел "Афродиту" во внутреннюю гавань, но огорченно крякнул, увидев, насколько мелка вода. Он приказал матросу на носу отдать команду, чтобы убедиться, что торговая галера не села на мель по пути к причалу.
“Вот мы и на месте”, - сказал он со вздохом облегчения, когда матросы бросали веревки грузчикам, стоявшим на причале. Некоторые из портовых грузчиков были эллинами, другие ликийцами, которые носили шляпы с торчащими из них яркими перьями и накидки из козьей шкуры на плечах. Большинство эллинов были чисто выбриты; ликийцы носили бороды.
“Это хорошая гавань - сейчас”, - сказал Соклей, оглядывая лагуну. “Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем она станет слишком заиленной, чтобы ею можно было пользоваться”.
“Ну, это произойдет не раньше, чем мы уплывем отсюда”, - ответил Менедем. “Сейчас все остальное не имеет значения”.
“У тебя нет любопытства”, - укоризненно сказал Соклей.
“Интересно, почему бы и нет”, - с любопытством сказал Менедем. Соклей начал отвечать, затем бросил на своего кузена острый взгляд. Менедем одарил его еще одной из тех милых улыбок, которых он предпочел бы не иметь.
Один из офицеров Птолемея подошел к причалу, чтобы задать вопросы вновь прибывшему. Терпение иссякло, Соклей сказал: “Я только что сказал офицеру на борту одной из ваших пятерок все, о чем вы сейчас спрашиваете”.
Солдат пожал плечами: “Может быть, ты лжешь. Может быть, он не потрудится изложить то, что ты сказал, в любом своем отчете. Может быть, он не вернется сюда в течение дня или двух, или, может быть, его корабль отзовут. Никогда нельзя сказать наверняка, а? И поэтому...” Он продолжил с теми же старыми вопросами. Соклей вздохнул и дал те же старые ответы. Когда допрос закончился, офицер опустил голову. “Хорошо, я бы сказал, что вы тот, за кого себя выдаете. Это то, что мне нужно было знать. Я надеюсь, что торговля идет тебе на пользу.” Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел обратно по причалу.
“Что мы можем здесь получить?” - Спросил Менедем, когда они с Соклеем направлялись в Патару.
“Ликийская ветчина считается очень вкусной”, - сказал Соклей.
“Да, я тоже это слышал”, - ответил его двоюродный брат. “Может быть, мы сможем свозить нескольких в Финикию”.
“Почему бы и нет?” Соклей согласился. Мгновение спустя он щелкнул пальцами.
“Что это?” Спросил Менедем.
“Да, мы можем доставить окорока в Финикию, - ответил Соклей, - но не вглубь страны, в страну лудайоев. Химилкон сказал мне, что их религия не разрешает им есть свинину. Хорошо, что я вспомнил ”.
“Так оно и есть”, - сказал Менедем. “Почему они не могут это есть?”
“Я не знаю - Химилкон не объяснял этого”. Соклей погрозил пальцем своей кузине. “Видишь, моя дорогая? Почему? это всегда интересный вопрос ”.
“Возможно”, - сказал Менедем, а затем: “Возможно, это по той же причине, по которой пифагорейцы не могут есть бобы”.
“Я никогда не слышал, что ветчина делает тебя ветреным”, - сказал Соклей.
“Мне кажется, ты уже ветреный”, - сказал Менедем. “Ты тоже готов придираться почти ко всему, но это не новость”.
“К черту ворон с тобой”, - сказал Соклей, но они с кузеном оба рассмеялись. И он знал, что Менедем тоже не ошибся. Я, готовый придираться ко всему? Так вот, почему он это сказал?
Ликийские дома внешне мало отличались от своих аналогов в Элладе. Они выходили на улицу пустыми фасадами. Некоторые были побелены, некоторые из необработанного сырцового кирпича, некоторые из камня. У всех у них были крыши из красной черепицы. Вся красота и ценности, которые они хранили, лежали внутри, за крошечными окнами и прочными дверями. Они не давали грабителям никаких подсказок о том, у кого были деньги, а у кого нет.
Улицы Патары также казались очень похожими на улицы более древнего полиса в Элладе. То есть они были узкими и вонючими и разбредались во все стороны, чаще всего наугад. Собаки и свиньи отгоняли грачей и галок от куч мусора. Вонь была невыносимой.
“Ты забываешь, как плохо пахнет в городе, пока не выйдешь ненадолго в море”, - сказал Соклей.
“Ты прав”. Менедем выглядел более зеленым, чем когда-либо в океане.
Здесь, в городе, Соклей не всегда мог сказать, были ли люди, идущие по улицам, эллинами или ликийцами. Значительное число ликийцев придерживались эллинского стиля, носили хитоны и гиматии, брили лица и даже говорили по-гречески. Однако их языки выдавали их с большей готовностью, чем их внешний вид. Они не могли избавиться от акцента своего родного языка - а ликийский, на слух Соклеоса, звучал как серия чиханий, соединенных в единый язык.