Священная земля

“Что?” Менедем сел прямее, так резко, что что-то хрустнуло у него в спине. В отличие от своего двоюродного брата, он не испытывал особого интереса к философам и историкам. Они дышали слишком разреженной атмосферой для него. Гомер - другое дело. Как и большинство эллинов, он сначала обращался к Илиаде и Одиссее , а ко всему остальному лишь потом. “Что ты имеешь в виду?” - требовательно спросил он.

“Подумайте о том, как начинается Илиада ”, - сказал Соклей. "Афродита" подпрыгивала вверх-вниз в легком рывке, этого движения было достаточно, чтобы напомнить мужчинам, что они больше не на суше. Соклей продолжал: “О чем там говорит поэт? Почему, гнев Ахиллеуса. Это то, что доставляет ахайои столько неприятностей. Гомер говорит не просто об осаде Трои, разве вы не понимаете? Он говорит о том, почему все получилось так, как получилось ”.

Менедем действительно думал об этом знаменитом открытии. Через мгновение он опустил голову. “Что ж, моя дорогая, когда ты права, ты права, и на этот раз ты права. Постарайся не позволять этому забивать себе голову”.

“Почему бы тебе не отправиться к воронам?” Сказал Соклей, но он смеялся.

“У меня есть идея получше: я иду спать”. Менедем поднялся на ноги, снял через голову хитон, скомкал тунику и положил ее на доски вместо подушки. Затем он завернулся в свой гиматий. Как и большинство моряков, он почти в любую погоду обходился одним хитоном. Но толстая шерстяная мантия, хотя он и не надевал ее поверх туники, служила прекрасным одеялом. “Спокойной ночи”.

Соклей улегся рядом с ним, тоже уютно устроившись в своем гиматии. “Увидимся утром”, - сказал он, сдерживая зевок.

“Да”. Голос Менедема тоже был нечетким. Он потянулся, поерзал… уснул.

Патара находилась недалеко от устья реки Ксантос. Холмы над городом напоминают Соклею холмы над Кауносом, которые только что покинула Афродита. На тех холмах росли красные и желтые сосны, кедр и сторакс. “Там много хорошей древесины”, - заметил Соклей.

“Ура”, - кисло сказал Менедем. “Еще больше для того, чтобы оскверненные ликийцы превратились в пиратские корабли”.

Пара пятерок патрулировала гавань Патары. На больших военных галерах на берегах транита и зевгита на каждом весле сидело по два гребца; только нижние, или таламитовые, весла тянулись одним человеком. Все эти гребцы придавали кораблям скорость, несмотря на их тяжелый настил и доски из ящика для весел, которые защищали гребцов от летящих стрел. Один из них, с изображением орла Птолемея на гроте и малом фоке, сделан для "Афродиты    ".

“Я не возражаю против того, чтобы Птолемей вывозил древесину из этой страны”, - сказал Соклей.

“Лучше он, чем ликийцы, это уж точно”, - согласился Менедем. “А деревья, которые он превращает в триремы, четверки и пятерки, они не могут использовать для гемиолиай и пентеконтерс”.

“Эй!” Над водой разнесся клич с военной галеры Птолемея: “Какой ты корабль?”

В смешке Менедема слышались колкости. “Иногда забавно, когда круглые корабли и рыбацкие лодки думают, что мы пираты. Не так уж и смешно, когда это делает пятерка: этот ублюдок может потопить нас по ошибке ”.

“Давай убедимся, что она этого не сделает, а?” Соклей сложил ладони рупором у рта и прокричал в ответ: “Мы Афродита    , с Родоса”.

“Вы родиец, не так ли?” - спросил офицер с боевой галеры. “Для меня вы не похожи на родианца”.

Соклей выругался себе под нос. Он вырос, растягивая слова на том же дорическом наречии, что и все остальные жители Родоса. Но он развил аттический акцент еще со времен учебы в Ликейоне. Чаще всего это выдавало в нем образованного искушенного человека. Однако время от времени это доставляло неприятности. “Ну, я родиец, клянусь Атаной”, - сказал он, намеренно произнося имя богини в дорическом стиле, - “а это родосская торговая галера”.

“Какой у вас груз?” спросил офицер. Его корабль подошел к "Афродите    ". Он хмуро посмотрел вниз на Соклея; у "пятерки" был вдвое больший надводный борт, чем у "акатоса", и его палуба должна была возвышаться над водой на шесть или семь локтей.

“У нас есть отличное оливковое масло, лучшие родосские духи, шелк с Коса, книги и львиная шкура, которую мы только что купили в Кауносе”, - ответил Соклей.

“Книги, не так ли?” Офицер Птолемея спросил: “Ты можешь их прочесть?”

“Я должен на это надеяться”. Соклей выпрямился, являя собой воплощение оскорбленного достоинства. “Мне начинать?”

Человек на военной галере рассмеялся и вскинул голову. Малиновый плюмаж из конского волоса на его бронзовом шлеме закивал над ним. “Неважно. Отправляйся в Патару. Ни один пират не разозлился бы так сильно, если бы я задал ему подобный вопрос ”. Пятерка вернулась к своему патрулированию, большие весла плавно поднимались и опускались, пока судно скользило прочь.

“Ссученный?” Соклей сказал возмущенно. Он повернулся к Менедему и развел руками. “Я не раздраженный, не так ли?” Как только слова слетели с его губ, он понял, что спросил не того человека.