Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России

Большевикам казалось, что главная притягательная сила Патриарха для русского народа заключалась не в церковной области, а в политической: именно в том, что Патриарх был для него носителем и идейным вдохновителем монархических идей и стремлений. И они посему были убеждены, что после такого публичного отречения от этих идей и от враждебного отношения к советской власти все противники советской власти (а таковыми были, по их убеждению, все искренно верующие люди) увидят здесь полную измену их идеалам и стремлениям и решительно отвернутся от Патриарха и в церковном отношении – и Патриарх, выйдя из заключения, не сможет найти себе среди верующих и духовенства сколько-нибудь значительного количества приверженцев. Тем более, что этим приверженцам угрожала бы суровая кара за связь и сношения с находящимся под судом, сознавшимся в своих преступлениях и ожидающим сурового приговора государственным преступником. В церковном же отношении всякая притягательная сила Патриарха, по расчетам советской власти, была в корне уничтожена авторитетом «собора» 1923 года, так что и с этой точки зрения, казалось им, нельзя было ожидать, чтобы Патриарх после своего условного освобождения нашел себе сколько-нибудь значительное количество приверженцев.

Выпуская Патриарха на свободу с такими именно перспективами, советская власть не сочла нужным при освобождении обусловить ему какие-либо ограничения для его дальнейшей церковной деятельности. Наоборот, в полной уверенности, что теперь Патриарх и политически, и церковно умер для народа, что он теперь окончательно бессилен создать вокруг себя какую-либо церковную организацию, советская власть устно (устами представителя ГПУ Тучкова) объявила ему, что он по освобождении свободен в области церковной жизни предпринимать все, что найдет нужным.

Однако советская власть просчиталась в своих расчетах, ибо не учитывала, как безбожная, одного, и решающего, фактора в церковной жизни – именно того, что Дух Божий правит Церковью. Случилось совсем не то, что советские властители ожидали по чисто человеческим расчетам.

«Покаянное заявление» Патриарха, напечатанное в советских газетах, не произвело на верующий народ ни малейшего впечатления. Без малейшей пропаганды весь верующий народ, как один человек, каким-то чудом Божиим, так формулировал свое отношение к этому «покаянному заявлению»: «Это Патриарх написал не для нас, а для большевиков». «Собор» же 1923 года ни на один момент не имел для верующего народа ни малейшего авторитета: все хорошо понимали, что вся затея этого «собора» – просто проделка советской власти, никакой церковной значимости не имеющая.