Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России

Эта новая подрывная попытка Тучкова на этот раз начинается не с «требования», а с «доброжелательного» предложения. Патриаршее Управление с самого начала своего существования не переставало со дня на день добиваться у ГПУ, а точнее сказать, у Тучкова, согласия на легализацию, без какого-либо согласия которого обращаться за этим к высшим административным инстанциям было бесполезно: там без этого согласия ГПУ и разговаривать о легализации было невозможно. Тучков ставил разные неисполнимые или трудноисполнимые условия, среди которых самое непременное и в то же время самое неприемлемое было требование заочного суда и лишения сана всех архиереев, бежавших от большевиков за границу и образовавших в Карловцах новый церковно-административный центр Заграничной Церкви. На это требование Патриарх отвечал самым решительным отказом. Таким образом, вопрос о легализации, так крайне необходимой для сколько-нибудь сносного функционирования центральных и местных органов Патриаршего Управления, вплоть до приходских священников и Приходских Советов, безнадежно застревал на мертвой точке. Но весною 1924 года Тучков вдруг занял в вопросе легализации как будто самую доброжелательную позицию и сам указал, как обойти этот мертвый пункт. Он объяснил Патриаршему Управлению, что главное препятствие к легализации Патриаршего Управления лежит, собственно, не в вопросе о лишении сана заграничных архиереев, а в том, что в Патриаршем Управлении сидят исключительно все люди, которым советская власть доверять не может, а вот если бы Патриаршее Управление включило бы в свой состав хоть одного такого члена, к которому советская власть имеет полное доверие, то для легализации Патриаршего Управления не будет никаких препятствий, и в этом случае советская власть согласна на существование при Патриархе в полном составе обоих органов высшего церковного управления, предусмотренных собором 1918 года Святейшего Синода и Высшего Церковного Совета. Предложение Тучкова, конечно, было крайне соблазнительное: обещалась легализация без неисполнимого и никак не приемлемого условия в отношении заграничных иерархов! На запрос Патриаршего Управления Тучкову: кого же, собственно, он имеет в виду как лицо, пользующееся полным доверием власти, не обновленца ли какого? – Тучков ответил: «Да, обновленца, но он… готов покаяться». И назвал совершенно неожиданно имя Красницкого. Этот протоиерей, один из трех главных вождей обновленчества, в это время разошелся со своими остальными двумя сотоварищами Введенским и епископом Антонином и отказался состоять в подчинении обновленческому центру – вновь образованному (после освобождения Патриарха) «Священному Синоду», возглавленному архиепископом (у обновленцев – митрополитом) Евдокимом (Мещерским). Ввиду этого казалось вероятным, что, оказавшись, так сказать, на распутье, Красницкий может пойти на примирение, путем покаяния, с Патриархом. По инструкции Тучкова Красницкий действительно явился к Патриарху и выразил согласие принести письменное покаяние, но при условии включения его в Патриаршее Управление. Тучков, в свою очередь, подтвердил свое согласие на учреждение при Патриархе обоих органов высшего церковного управления и предложил составить проект личного состава обоих этих органов с непременным включением сюда Красницкого. Такой проект и был выработан в Св. Синоде, причем Красницкий был включен членом Высшего Церковного Совета, в состав которого включены были, между прочим, три профессора Московской духовной академии: И. В. Попов, протоиерей В. Н. Страхов и протоиерей В. Виноградов – председатель Епархиального Совета. Дело оставалось только за представлением протоиереем Красницким письменного покаяния. Но тут и начались со стороны Красницкого поступки, которые давали Патриаршему Управлению основание подозревать, что здесь оно имеет дело не с чем другим, как с новой провокацией Тучкова при посредстве Красницкого.