Но все, кто, как и я, имели счастье часто вести с Патриархом личные беседы по разным церковно-общественным вопросам, могут свидетельствовать, что Патриарх никогда ни единым словом не высказывал ни малейшего осуждения заграничным иерархам и духовенству, равно как не проявлял ни малейшей тени симпатии к советской власти или хотя какого-либо одобрения какого-нибудь из ее мероприятий. При всех беседах с Патриархом до последнего дня его жизни Патриарх исходил всегда из молчаливого, но совершенно определенного и нескрываемого представления, что советская власть есть чуждая для русского народа.
Неудивительно поэтому, что первой реакцией на появление этого «послания» через неделю после смерти Патриарха, и притом только именно в советских газетах, и внутри Советской России – в кругах, близких Патриарху, и за границей, и прежде всего в Св. Синоде Зарубежной Русской Церкви – было признание полной подложности этого «послания», мнение, что большевики полностью сочинили это послание, и притом после смерти Патриарха.
Но против такого предположения решительно говорит все построение послания. «Послание» названо в газетах «завещательным», а между тем поводом к написанию этого послания Патриарх здесь объявляет не ожидание своей кончины, а, наоборот, свое выздоровление и намерение снова вступить в непосредственное управление Церковью; и далее в послании говорится о планах Патриарха, собирающегося жить и действовать, а не умирать. Если бы большевики полностью сочинили это «послание» после смерти Патриарха и именно как завещательное, предсмертное, то ставить в нем Патриарха в такой ситуации было бы, с советской стороны, совершенно бессмысленно и даже шло бы прямо вразрез с даваемым «посланию» назначением «завещания». Поэтому, как более естественное, явилось другое предположение, что большевики сочинили полностью это «послание» и принудили Патриарха подписать его в больнице в последние часы его жизни, причем принуждение это было не физическое, а моральное, и даже при посредстве митрополита Петра. Такого мнения держится автор книги «Каноническое положение Высшей Церковной власти в СССР и за границей» прот. М. Польский и подавляющее большинство авторов различных статей, посвященных памяти Патриарха Тихона (за исключением предположения о. Польского о причастности к этому митрополита Петра). Если первое предположение имеет против себя вышеуказанное сильное возражение во всем построении послания, то второе оставляет все же темную тень на нравственном облике Патриарха: находясь в совершенно спокойных внешних условиях больничного режима, он не нашел в себе достаточно силы воли, чтобы противостоять только простому психическому давлению на него и за несколько часов до смерти в полном сознании подписал документ, совершенно чуждый его убеждениям.
К утешению всех почитателей памяти Святейшего Патриарха я могу представить некоторые данные и соображения, которые, по моему мнению, окончательно снимают эту скорбную тень с последних часов жизни Святейшего Патриарха.