Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие

Характеризуя личные качества, св. Григория св. Василий пишет неокесарийским клирикам [310]

: „эта чистая душа и достойная общения Духа Святого избегала клятв, довольствуясь речениями: ей и ни по заповеди Господа, сказавшего: Аз же глаголю вам: не клятися всяко

(Матф. V, 34). Не дозволял он брату своему сказать: уроде,

боясь угрозы Господней (ст. 22). Ярость, гнев и горесть (Ефес. IV, 31) не выходили из уст его; ненавидел он злословия, которое не вводит в царство небесное; зависть, превозношение были изгнаны из этой нельстивой души. Не представал он к жертвеннику, не примирившись прежде с братом. Словом лживым и хитрым и придуманным к чьему-либо оклеветанию гнушался он, как знающий, что ложь от диавола, и что погубит Господь вся, глаголющие лжу“(Псал. 5, 7).

Данные о личности и жизни св. Григория, заключающиеся в благодарственной его речи, в слове св. Григория Нисского и в приведенных свидетельствах св. Василия Великого, позволяют хотя в некоторой степени начертать живой образ святого мужа.

От природы мягкий, склонный с готовностью подчиняться руководительству других, он в детстве находится под безраздельным влиянием отца и всей обстановки языческого семейства. По смерти отца, он подчиняется желанию матери сделать из него ритора, а затем, под влиянием учителя латинского языка, обращается к изучению римских законов не столько по убеждению в пользе его и по личному расположению к этой области знаний, сколько из желания сделать приятное учителю, и утверждается в мысли направиться в Вирит для усовершенствования в юриспруденции. Обстоятельства сложились так, что он с братом своим Афинодором оказался в Кесарии Палестинской. Здесь сразу привлекла его к себе личность Оригена. Он чувствовал, что здесь должны рушиться все его планы относительно дальнейшего характера его образования; он пытается бороться против этого, — является даже мысль бежать из Кесарии Палестинской; однако влияние великого учителя пересиливает его собственные желания и стремления, и он остается в течение пяти лет под его образовательным и воспитательным воздействием: узы дружбы и любви, благоговейного почитания высокой нравственной личности Оригена и преклонения перед его научным авторитетом привязали его настолько, что св. Григорий не мог и представить себе жизни без общения с Оригеном и вне той обстановки и настроения, какие им созданы были в тесном кругу его учеников. Поэтому весь тон его прощальной речи, все те выражения его любви и благоговения к учителю, вся скорбь при мысли о предстоящей разлуке являются непосредственным отображением переживаемого им тогда состояния. Здесь же в Кесарии, к концу его пребывания у Оригена, для него вся его предшествующая жизнь, со всеми ее как будто неожиданными поворотами, озарилась ясным светом с точки зрения полного убеждения в том, что все произошло по воле Провидения, направляющего его к определенной цели и давшего ему в руководители святого ангела, пасущего его от юности [311].

To направление от земного и чувственного к высшему и идеальному, какое воспитывалось Оригеном в своих учениках, нашло благоприятную для своего развития почву в мягкой, восприимчивой душе св. Григория и обнаружилось в нем на родине, где он, по выражению Григория Нисского, заботясь о том, как довести до совершенства душу путем добродетели, к этому направил все попечения в своей жизни и распростился со всем в мире, удалился от шума площадей и от всей вообще городской жизни, в уединении пребывал сам с собою и чрез себя с Богом. Этому новому образу жизни он отдается с таким усердием и увлечением, что энергично противодействует стремлению Федима „дать ему начальствование в церкви“, боясь, „чтобы присоединенные к жизни заботы священства, как некоторое бремя, не послужили ему препятствием в любомудрии“. Эта наклонность к любомудрию сохранялась им и в епископском служении. Св. Григорий Нисский говорит, что св. Григорий, призванный для избавления от бедствия, причиняемого рекою Лик, „опираясь на один жезл, совершил весь путь, любомудрствуя с своими спутниками о чаемой горней жизни, чем всегда по преимуществу занимаясь, прочие дела считал посторонними в сравнении с этим превосходнейшим занятием“ [312]. Об этой любви св. Григория к беседам на богословско–философские темы свидетельствует его трактат „К Феопомпу о том, подлежит ли Бог страданию, или не подлежит“, его „разговор с Элианом“, его послание к Евагрию о Божестве и, наконец, его „Переложение Екклесиаста“, который так отвечал его настроению в отношении к миру со всеми его удовольствиями и славой.