Святой вечер (ЛП)

— Ты должен пойти сесть, — сказала она с небольшой улыбкой.

Я наклонился и поцеловал ее в лоб. — Срази их насмерть.

— Этот перерыв... — Она покачала головой. — Не бери в голову. Иди. — Она помахала мне рукой.

Я ушел, смеясь, и направился на балкон, чтобы посидеть с родителями.

Вокруг меня были руководители компаний и дипломаты.

Ваша дочь так талантлива.

Вы, должно быть, очень гордитесь.

Мама и папа сияли от гордости и принимали поздравления и похвалы, как будто это они проделали всю работу. Ни один из них никогда не приходил посмотреть ни одного моего боя. Папе нравилось делать вид, что я просто парень, владеющий театром. По крайней мере, так он говорил своим друзьям, потому что иметь сына, который изрисовал свое лицо смертью и находил удовлетворение в кровопролитии, было еще одним из многих способов, которыми я его подвел.

Мужчины пожали мне руку и поприветствовали меня тонкогубыми улыбками.

Осуждающие ублюдки.

Их жены смотрели, как я катаю зубочистку на языке, потом разглядывали татуировки, которые тянулись по моим рукам и кистям. Я сотни раз видел этот мрачный взгляд, который говорил: «Любой мужчина, который так выглядит, должен быть уродом», — до того, как их глаза падали на мою промежность.

Я вытащил зубочистку изо рта, затем облизал губы, не отрывая взгляда от их глаз, молча отвечая на их невысказанные мысли.

Все верно, детка. Я тот парень, который нагнет тебя и отъест эту задницу сзади. Я засуну два пальца в твою жадную маленькую пизду, а потом буду трахать тебя до слез. А то, что тебе нравится? То, о чем ты стесняешься кому-то рассказать? Да, это я тоже сделаю.

Я с усмешкой засунул зубочистку обратно в рот, затем сел на место рядом с Итаном. Я заставил его присоединиться, потому что мне не нравились одиночные пытки.

Он наклонился и прошептал мне на ухо. — Напомни мне, почему мы снова здесь.

— Потому что она моя сестра, тупой ты ублюдок. И это важно для нее.

— Себастьян устраивает вечеринку позже. Ты собираешься заглянуть?

Моя мать окинула нас взглядом, заняв место по другую сторону от меня.

— Нет. — Я кивнул головой в сторону мамы. — Семейное дерьмо.

Я не любил вечеринки — ни те, которые устраивала мама, ни те, о которых говорил Итан. Итан знал это. Но он всегда пытался найти способ вывести меня из себя.

Свет померк, и на сцене открылись тяжелые бархатные шторы. Мама подтолкнула меня локтем.

Я хихикнул и откинулся в кресле, а потом молча смотрел балет.

***

После балета мама устроила тщательно продуманную вечеринку в соседнем бальном зале. В зале было полно людей, которые праздновали мечту моей сестры и ждали, когда мой отец объявит, что хочет изменить мир. Мудаки. Фальшивые мудаки. Люди, которые сожгут тебя на костре за один цент, если ты хоть раз напишешь в Твиттере что-нибудь неполиткорректное. Если бы у меня не было драки в следующем месяце, я бы выкурил косяк в туалете.

Папа рыскал по комнате, улыбаясь и пожимая руки. Мама переходила от группы к группе, запрокидывая голову назад и смеясь во всех подходящих случаях. Ее бриллиант в четыре карата сверкал на свету каждый раз, когда она подносила руку к груди, чтобы перевести дух. Хорошо одетый обслуживающий персонал раздавал закуски и бокалы шампанского банкирам, судьям и магнатам недвижимости. Это было прекрасно срежиссированное представление, как и балет, который мы все только что смотрели. Единственным искренним человеком в этой комнате, кроме меня, была моя сестра.

Я наблюдал, как отец представил Татум мужчине, от которого веяло богатством и недобрыми намерениями, давая понять, что его дни ограждения ее от этого мира закончились. Мужчина обнял Татум за талию и улыбнулся. Это напомнило мне о змее, скользнувшем по Еве в Эдемском саду.

Я не был уверен, сколько еще смогу выдержать.

Отец отлучился из-за переполоха в коридоре, и я воспользовался моментом, чтобы подкрасться к Татум сзади и прошептать ей на ухо. — Кажется, я видел выход возле бара. Если мы будем вести себя очень тихо, может быть, никто не заметит, как мы уходим.

Она засмеялась и покачала головой. — Спасибо за совет, но я сама справлюсь.

Самое печальное заключалось в том, что она, вероятно, действительно держала все под контролем. Жуткие папины друзья таскались вокруг Татум с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать лет. Пока их жены пили шампанское и обсуждали всевозможные способы потратить деньги своих мужей, мужчины трахали горничных или приставали к девочкам-подросткам. Это был больной гребаный мир.

И они удивлялись, почему я не хочу быть его частью.

Я пожал плечами, как будто мне было все равно. — Как скажешь.