Святополк II. Своя кровь

- Я хочу пройти на запад. У меня есть проводник-иудей, он знает города, до которых еще не добрался никто из наших воинов. Я жду здесь орду Содвак-бея - это старый советник моего отца, у него много воинов. Мы пойдем вместе.

- У меня почти восемьсот сабель, - сказал Аяп. - Ты позволишь мне пойти с тобой?

Тугрей прищурился, глядя на открытое лицо Аяп-хана.

- Отчего нет? - наконец ответил он. - Но в бою будешь сам добывать себе полон… для калыма за прекрасную Алию.

Аяп просиял и махнул рукой своим воинам, приказывая им присоединиться к орде Тугрей-хана.

Полоняников согнали одним большим гуртом, устроив для них кош, как для овец. Мужчинам на шеи надели деревянные колодки, сковав их попарно и по трое-четверо, чтоб труднее было бежать. Здесь впервые развязали руки, но убежать все равно было невозможно - вокруг коша постоянно ездили верховые сторожа, а сам кош устроили посередине стана, рядом с юртами ханов и их приближенных. Простые половцы расположились на земле вокруг, саму вежу огораживало кольцо телег и кибиток с добром, за которым снаружи тоже несли службу сторожа. Пробраться через такой заслон и бежать было невозможно.

- Откуда вас пригнали?.. Чьи вы? - послышались осторожные голоса, когда вновьприбывших загнали в кош.

- Из Ольховки… Из-под Россоши… С Ключей, - отвечали спутники Люта.

- А мы из-под Витичева, - всхлипнула какая-то женщина. - Пожгли град наш, людей кого иссекли, кого с собой забрали… Сыночка моего… третий годик всего пошел - порубили…

- А у меня - матушку, хворую, - добавил ломающийся юношеский басок.

- Ой, деточки мои милые, - запричитала какая-то женщина на дальнем конце коша. - Ой, кровиночки!.. Ой, да за что ж вам такая судьбинушка горькая! Не видать вам теперь ясна солнышка, не гулять по травке-муравушке! Иссекли вас поганые половцы, в чистом поле бросили!.. Никто над вами не восплачет, никто вас не приголубит… Ой, да пустите меня на все четыре стороны! Подхватите меня, ветры буйные, отнесите меня белым облачком на родимую сторонушку. Упаду я на косточки моих детушек, прольюсь над ними частым дождиком!..

Встав на колени и схватившись за голову, голосила простоволосая женщина. Двое подростков, мальчик и девочка, ровесники Люта, жались к ней, пытаясь успокоить, но она все причитала, вспоминая, очевидно, младших своих детей, зарубленных половцами.

- А из Торческа… - робко прошептал Лют, ни к кому не обращаясь. - Из Торческа никого нет?.. Там сельцо еще было - Красное… И Власьев выселок…

Он отчаянно боялся и хотел встретить земляков, чтобы узнать хоть что-то о родном городе, но никто ему не отозвался.

После того как растаяла надежда на княжескую помощь, в Торческе поселилось горе. Половцы не спешили отходить от стен упрямого города, и жители держались из последних сил. Ждали уже не подмоги - ждали чуда или смерти как избавления. В храме день и ночь шли молебны - люди просили у Бога защиты.

Но Бог был глух - или же хотел испытать свою паству тяжкой бедой. Время шло, город изнывал от жажды, в узком ручейке, в который превратилась Торчица, нельзя было набрать воды, а если и удавалось вычерпать немного, это была грязная мутная жижа, которую отказывалась пить даже скотина. Маленькие дети маялись животами от пищи, приготовленной на этой воде. Начались болезни.

Однажды дозорные со стены увидели вдалеке облака пыли. С севера шли конные дружины.

Торческ воспрял духом - князь все-таки прислал помощь! Люди выбегали из домов, переспрашивали друг у друга подробности, обнимались…

Но только до тех пор, пока конные не подошли ближе и все с содроганием не заметили, что это возвращаются половцы. Часть из них три или четыре седмицы назад ушла от города, а теперь возвращалась, отягощенная полоном и добычей.

Новая вражья сила, с которой совладать совсем уже невозможно, сломила дух горожан. Опять загудел на площади колокольный звон. Люди не спешили на площадь, уже понимая, что он означает.

Вятшие городские мужи порешили открыть половцам городские ворота. Об этом говорили давно, но шепотом, боясь даже думать и надеясь на лучшее. Но надежда растаяла, городу грозила смерть от жажды и повальных болезней, а в плену все-таки жизнь… И многие зажиточные люди, у которых сохранился скот, серебро и золото, дорогое оружие и узорочье, уже мысленно пересчитали содержимое сундуков, чтобы было чем выкупиться из неволи. Отдашь все, до последней нитки, пройдешь через позор и унижение, зато избавишься от голодной смерти.

В посольство к стоявшим у Торческа половецким ханам отправились боярин Лавр Давыдович, священник храма Пресвятой Богородицы Торчевской отец Самуил и княжеский тиун Захар Гостятич. Послав перед собой отрока с вестью, они выехали из городских ворот без охраны - разве что Лавр Давыдович взял с собой двух своих людей.

Половецкие сторожи встретили их уже на въезде в посад и проводили к ханам.