Святые

Устав биться в несносную дверь, Лиза отступила. Дверь не поддавалась, словно специально оставляя девушку в этой комнате. Набираясь сил, стоя со свечей, огонь качнулся в дуновении ветра, вновь бликанув по рамкам фотографий на стенах. Лиза оторвалась от двери, подойдя к стене и подняв свечу на уровень лица, осветив то, что так долго маячило в глазах. Дыхание замерло, сердце застыло в ледяной правде, лишь глаза тряслись от испуга, что медленно, но явно навеял девушке воспоминание, заполнившее потерянный промежуток.

– Он сделал это со мной, – прошептала она, вспоминая отвратное, точное тело над собой, боль, что длилась всего пару минут, но оставила боль длиной в жизнь.

В следующее мгновение уши заполнил белый шум. Паша знал и молчал, осознавала она. Секунда горечи сменилась неистовой злобой, неутолимой ненавистью к человеку, кому доверяла больше всего. Какими бы не были побуждения Паши, девушка хотела только одно – расставить точки. А, точнее, одну. Внизу донесся хлопок дверью. Схватив какой-то чемодан, довольно тяжелый, она метнула его в дверной замок, сломав его и выпотрошив открывшийся чемодан. Бумаги разлетелись по спальне вместе с купюрами. Вновь очередная тайна раскрылась в глазах девушки.

Северный охотник был стар, слегка полноват, но ему ничего не мешало передвигаться быстрее молодого Паши. Потеряв старика из виду за открытыми воротами, Паша стал суетливо бегать по окрестностям, пытаясь найти след старика в луче фонаря. Вокруг оказалось куча следов. Одни вели к ограде, другие в поле, а целая топотня привела к лесопосадке. Залитый дождем до нитки, парень остановился у первых сосен, облокотив тело на шершавую поверхность. Огненно-желтая вспышка подарила второе дыхание. Свет мелькнул чуть глубже в лесу. И Паша нашёл Северного охотника.

Старик сидел на колене, держась за рукоять ножа, что наполовину засел в бедре. Он кряхтел, не отпуская ружье, что выстрелило в одну из сосен. Ругань сыпалась дождем. Увидев Пашу, он закатил глаза, не желая его видеть, но, вдруг, попросил помощи. В ответ Паша отстранился, и Северный охотник посмеялся:

– Уже не моя собачка, а?

Паша разозлился и собрался было пнуть ослабленного старика, но дуло поднялось в его сторону, и старик зацыкал:

– Нет, нет, дружище. Я больше не допущу ошибок. Теперь я убью и этого идиота-беглеца, и тебя, и щенка, и эту кобылку, а она мне так понравилась. Она же не знает, что в ней зарождается семя ВсеСвятого. Молчи, молчи, щенок, молчи.

Раненный старик пугал своей свирепостью. Зверь, загнанный в ловушку, загнал щенка в угол. Вдруг, ветви поблизости затрещали, и на свет вышла Лиза, чьи слезы и дождь смешались. Она не ненавидела сейчас всех и вся, услышав отвратное.

– Теперь я всё знаю, ублюдок, – сорвалась она, даже не поведя взглядом на Пашу. – Ты – убийца детей, что ещё не родились! Ты – брат ВсеСвятого, родной брат. Георгий и Николай Корнеевы! Один – маньяк-насильник, а другой – женский врач, гинеколог, который зарабатывал на убийстве не рождённых. Один не любил другого.

– Узнала, значит, – перебил Николай. – Ну, раз знаешь, что сделал с тобой мой братец, как бы тебе не хотелось убить меня, я – твоё спасение и твоего будущего, как полагаю, уже без Паши.

Смешок прошёл по горлу. Паша растерялся, глядя на Лизу, что горько не желала его видеть, то есть, соглашалась со словами детоубийцы, но:

– Мне не нужна чья-либо помощь. Это моя проблема! За последнее время я слишком много разочаровываюсь в людях. Может в мире больше и не осталось добра, – смотрела она на Пашу, мотая головой, будто стряхивала слезы.

И снова смех.

– Разочаровывайся больше. Это Паша убил ВсеСвятого. Дробью разнес ему лицо. Он же помог мне сжечь Северный. Он привел тебя сюда. И он же молчал обо всём тебе, – злорадствовал Николай, ощущая, как вены Паши заливаются гневом, глядя, как фаланги пальцев хрустят от сжатий.

В глазах парня Лиза увидела подтверждение словам Николая. В мгновение Паша становился всё призрачней для неё. Сердца обоих бились в молчании одного.

Неожиданно Паша оказался на земле, ударившись об корни. Кто-то сбил его с ног, уселся сверху и бил без продыху по лицу, не щадя сил. Вдруг, громкий выстрел, и нападавший перекатился в жгучей боли к сосне, ощущая, как раскаленная дробь засела в животе и между ребер. Неожиданно для себя, Лиза помогла встать Паше, вцепившись в него, как в последний раз.

– Всё в порядке, – виновато сказал Паша и поднял фонарь на нападавшего.

Голова шла кругом. Перед ним полулежал Миклай. Изодранные волосы на голове, избитое до посинения, лицо, что аж глаз заплыл, а нос до сих пор кровоточил. Его тело было вспорото дробью. Кожа слегка висела по сторонам с кусочками мяса, которые Миклай прижимал обратно, лишь бы раздробленные ребра и кишки не вывалились. Кровь безнадежно оставляла его.

– Ты… убил моего… отца! – выплевал с кровью Миклай. – А ты всё равно… держишь… его за… руку, сука! – перевел он взгляд на Лизу. – Да я… лучше любого из… вас!