Связанные судьбы

Люк послал старика матом, хлопнул дверью и ушел в бессмысленный и тягостный загул. Он заработал достаточно денег, чтобы не отказывать себе ни в чем. И не отказывал. Без машин жизнь казалась пустой и пресной, и он начал искать недостающий адреналин в женщинах, драках, злачных местах. Его знали во всех борделях и опиумных притонах, казино и игровых клубах. Газетчики преследовали «подонка Кембритча», как акулы, и он их не разочаровывал. Последний год в Инляндии Люк запомнил как бесконечный запой и дурман с опиумным вкусом на губах. И ни робкие уговоры плачущей матери, ни нотации отца, ни требования деда не могли уже его остановить.

Сыщики Дармоншира нашли Люка в одном из притонов в бессознательном состоянии и привезли в замок Вейн. Там его откачали. И там же произошла памятная ссора с дедом, после которой Люк вскрыл один из автомобилей, сел в него и укатил сначала к матери – попрощаться, а потом в Рудлог – в поместье, отписанное ему недавно умершим старшим братом отца.

И если бы не Майло Тандаджи, он бы был уже мертв.

Люк допил вино, поставил бокал на тумбу, посмотрел на бронзовые часы на камине. Половина двенадцатого ночи, и надо бы ложиться: завтра – объезд земель вокруг замка с управляющими, после прием – знакомство с местными баронами, мэрами городов на территории герцогства, а послезавтра уже нужно спешить обратно, чтобы присутствовать на Серебряном балу. Тоска и совершенно декоративная суета, набор ритуальных движений, заменяющих жизнь.

Ему вдруг стало душно. Кембритч быстро оделся, спустился на первый этаж и вышел в холодную, свежую и темную ноябрьскую ночь – прогуляться и проветрить голову. С холма хорошо были видны огни прибрежного городка, в который он заезжал сегодня, и даже угадывалась в свете близкого к полнолунию месяца серая полоса моря. Но Люк плотнее запахнул кашемировый шарф и пошел в другую сторону – к лесопарку. Там пахло ельником и прелой листвой, воздух был смолистый и мягкий, и редкие фонари освещали дорожки, засыпанные хвоей. В лесу оказалось так тихо и спокойно, что он с удовольствием шуршал ботинками по листьям и шагал вперед, сунув руки в карманы твидового полупальто. Здесь стало полегче, хотя воспоминания не собирались отпускать его.

Первым, что сделал Люк, доехав до дядюшкиного имения и отоспавшись, был звонок своему адвокату. Кембритч продиктовал ему текст отказа от титула Дармонширов, приказав отправить копии письма деду и в титульный архив королевства. После набрал знакомого журналиста и сообщил о сенсационной новости. Вечерние газеты вышли с заголовками «Очередной скандал в герцогском семействе».

Наутро ему позвонил дед и сухим голосом сообщил, что он не желает больше видеть Люка и чтобы он не смел появляться в герцогстве. И если упрямый, спаливший себе мозги щенок хочет сгнить в чужой стране от зелья и выпивки, то так тому и быть.

– Отлично, – предсказуемо отрезал блудный внук и бросил трубку. С тех пор они не сказали друг другу ни слова. И теперь уже не скажут.

Головная боль почти прошла, фонари остались далеко позади, и Люк уже собирался повернуть обратно, когда услышал знакомый с кадетского прошлого сухой щелчок – и только успел вскинуть руку, чтобы прикрыться, как среди деревьев заполыхали рваные вспышки и раздались выстрелы, ударившие по нему острыми толчками. Упал на землю, недоумевая, почему еще жив. И почему ему не больно.

Светящиеся пунктиры трассирующих пуль он видел очень хорошо, и все они летели в него.

– Готов? – спросил мужской голос на инлядском. Застучали сменяемые магазины.

Справа, на юго-восток. Краем глаза Люк увидел силуэт. Один.

– Проверю, – пробурчал второй.

Юг. Двое.

Если всего двое, то есть шанс.

Он не шевелился и не дышал, слушая приближающиеся шаги и глядя распахнутыми глазами в затянутое дымкой ночное небо со светящимся ореолом вокруг луны. От влажной земли тянуло холодом, и Люк жалел только о том, что нельзя остановить сердце – ведь этот бешеный стук невозможно не услышать.

Рядом остановились ноги в высоких ботинках. Человек, держа в руке пистолет, наклонился, чтобы пощупать пульс, – и Кембритч перехватил его руку, дернул на себя, уходя от выстрела, вывернул кисть с пистолетом, стреляя в грудь убийце. Развернулся на юго-восток, откуда уже велся лихорадочный огонь, и несколько раз нажал на курок – в деревьях тяжело упало тело. И наступила оглушающая тишина. Люк лихорадочно ощупывал себя – в него не могли не попасть, – но кровь была только на руках – липкая, горячая, чужая.

– Охренеть, – сказал он потрясенно. Дыхание было рваным, свистящим, и адреналин бился в крови, разгоняя сердце до боли. Старательно оттер руки о землю – лучше грязь, чем кровь, – на всякий случай проверил обоих убийц – они были мертвы, – набрал своего дворецкого, коротко сообщив, что его пытались убить, и приказал вызвать полицию. Взял в пригоршню влажной листвы и приложил ее к горящему лицу, вдохнул несколько раз глубоко, прислонился к дереву и закурил. Руки противно дрожали, ноги были непослушные, ватные. Все вокруг казалось четким и светлым, будто наступало утро. Какое, к чертям, утро в полночь?