– Но, думаю, это довольно странно. В смысле, Ника с Лаурой можно продавать как пару перчаток, настолько они похожи. Ну, знаешь, темные волосы, голубые глаза. Это как в мультиках, есть мышь-мальчик, или енот, или еще кто, а затем появляется девочка, и ты понимаешь, что это девочка, только по длинным ресничкам и бантику на макушке. Так и с Ником и Лаурой. Тебе не кажется странным, что некоторые люди ищут себе пару точь-в-точь как они сами? – спросила Верди, едва переведя дух.
– Думаешь, они счастливы? – спросила Жюстин и почувствовала себя виноватой, даже не успев договорить. Верди всего лишь пятнадцать, едва ли правильно выуживать из нее информацию.
– Они вроде как расходились, а потом сошлись, – признала Верди.
– Потому что?..
– Ты слышала миф о Нарциссе?
– Слышала.
– На мой взгляд, – сказала Верди, демонстрируя необычную для ее возраста зрелость, – может оказаться, что Ник – просто ручей.
Всю следующую неделю Жюстин трудилась над интервью с Верди Хайсмит, пока не вызубрила его наизусть. К тому времени, как она сдала его в печать, она наизусть запомнила еще и пять мест в окрестностях Эвелин Тауэрс и редакции
Было приятно думать, признавала Жюстин, как-то ранним утром стоя перед огромным портретом в витрине местной оптики, что дары природы распределяются поровну, а значит, раз уж этой Лауре так повезло с густыми волосами и симметричными чертами лица, она, возможно, была обделена чем-то другим. Например, интеллектом. Или шармом, остроумием и добротой. Но Жюстин знала – и готова была яростно оспаривать свою правоту, – что такие мысли несправедливы.
Мозг:
Жюстин:
Мозг:
Жюстин:
Мозг:
Жюстин:
И Жюстин, отвернувшись от постера с красавицей в витрине оптики, продолжила свой путь. По дороге она решила позвонить матери, которая, по представлениям Жюстин, как раз закидывала всякие мелочи в сумочку, прежде чем отправиться на работу.
– Мэнди Кармайкл.
– С днем рождения, мама-медведица.
– О, это же моя крошка! Как ты, милая? Не поверишь, что твой отец подарил мне на день рождения. Он сам организовал поездку на двоих на кулинарные курсы в Голубых горах. Суперэксклюзивную. Очевидно, их профиль – пироги. Твой отец решил, что будет весело. Он собирается доставить нас туда на своем Скайкетчере, там мы переночуем в старом отеле в стиле ар-деко и на следующий день отправимся назад. Я к тому, что едва ли разумно учиться печь чудесные пироги, если это сплошные чертовы калории, а я полжизни потратила…
Беседа с мамой по телефону могла быть довольно-таки односторонней, припомнила Жюстин, продолжая идти и слушать. Все, что от нее требовалось, это время от времени вставлять
– …должна бежать, счастье мое. Не могу опоздать. У меня сегодня весь день забит чертовыми совещаниями по эффективности управления. Люблю тебя, милая. Чмок-чмок.
– Есть минутка, милая? – спросил Джереми, поймав Жюстин у ксерокса сразу после ланча. – В мой кабинет?
До выпуска оставалось четыре дня.
– Конечно, – согласилась Жюстин, снова ощутив его – легкий укол вины. Следуя за Джереми по коридору, она беспокоилась о факсах с оригиналами гороскопов Лео, нанизанными на иглу для документов у нее на столе.
Проходя мимо открытой двери в кабинет журналистов, Жюстин мельком увидела рабочее место Ромы. Экран ее компьютера был темным, и цветы в вазе у клавиатуры поникли. В кабинете Джереми, кажется, теперь царил еще больший хаос, чем прежде.
Он, судя по всему, решил перебрать свои книги; часть полок стояли пустыми, а на полу повсюду высились неустойчивые книжные стопки. Редактор устроился за столом, а Жюстин не без тревоги уселась напротив. Но подняв взгляд, она с облегчением заметила на его лице улыбку. Возможно, ее ждали вовсе не плохие новости. Может быть, после аварии Рома задумалась о выходе на пенсию?
– Тебе известно, что мы планировали разместить фото протестов на обложке следующего номера, – начал редактор. – Также тебе известно, что мне очень нравятся хорошие фото протестов. Сердитые лица! Лозунги! Сжатые кулаки! Да, мне нравится видеть, как народ поднимается, чтобы быть услышанным.