Связанные звездами

Произнося свои реплики, Ник и Верди двигались. Пока что это не было сценой, поставленной режиссером. Актеры просто медленно кружили друг против друга, позволяя своим телам двигаться произвольно. Жюстин подумала, что это похоже на движение в водовороте, и напряжение в его витках росло с каждой новой строчкой. Она вспомнила, что Ник на сцене всегда походил на тюленя в воде: обычно неуклюжее, это животное внезапно становилось весьма грациозным. Сцена была стихией Ника.

– Меня перенесла сюда любовь, – произнес тем временем Ник. – Ее не останавливают стены…

В душной, бархатистой атмосфере бельэтажа Жюстин внезапно поняла, что с трудом может припомнить, каковы они, ранние дни взаимной влюбленности. На самом деле, в этот момент ей казалось, что такого в ее жизни больше никогда не случится. Ведь подобную любовь не взрастишь сам. Она как волшебная искра, и остается лишь надеяться, что однажды тем или иным образом ты окажешься там, где она внезапно вспыхнет.

– Прощай! Прощай! А разойтись нет мочи! Так и твердить бы век: «Спокойной ночи», – произнесла Верди, и когда сцена закончилась, Жюстин замерла без движения, не желая разрушать волшебство.

Она видела, как управляющий подошел к сцене и шепнул пару слов Верди, которая тут же спрыгнула в зал. Операторы выключили оборудование, и вскоре Ник остался на сцене один. В этот момент Жюстин могла бы встать и окликнуть его. Но она просто смотрела, как он изучает сценарий и выражене его лица меняется по мере прочтения. Спустя какое-то время он закрыл сценарий и ушел в темноту кулис.

За спиной Жюстин дверь в бельэтаж с шумом распахнулась, впуская клин света с пляшущими в нем пылинками.

– Эм… привет, – сказала Верди, которая определенно поднималась по лестнице бегом. Она помахала Жюстин рукой, наполовину прижатой к телу, и этот жест больше подходил нервничающему подростку, чем уверенной, самодостаточной молодой актрисе, которую Жюстин только что видела.

– Я Жюстин, – представилась она, протянув девочке руку. – Из «Звезды».

Верди неловко, даже неуклюже взяла протянутую руку и сжала ее. Затем сказала:

– Я никогда раньше не давала интервью.

И Жюстин, не желая признаваться, что и для нее это тоже первое интервью, заметила:

– Я только что видела кусочек вашей репетиции. Вы двое отлично сработались. Представление, должно быть, получится просто превосходным.

– О да, Ник потрясающий, – согласилась Верди.

В сердце Жюстин все еще царил Шекспир, иначе она ничего бы не сказала. Но сейчас она не смогла удержаться и не объявить о своей причастности.

– На самом деле, я знакома с Ником. Мы вместе ходили в школу.

Верди, похоже, была заинтригована. Она наклонилась вперед, распахнув глаза.

– Правда? Каким он тогда был?

– Таким же актером, – с улыбкой ответила Жюстин. – Спроси его как-нибудь о роли мистера Жаба из Жабьего совета^[36]. Все в Эденвейле помнят ее.

– Так вы учились вместе в старшей школе и все такое?

Жюстин показалось, что Верди пытается составить для себя что-то вроде рассказа, истории из обрывков информации.

– Нет, – возразила Жюстин. – Семья Ника переехала до того, как мы с ним пошли в старшую школу.

Тут брызжущее во все стороны любопытство Верди мгновенно сменилось грустью. Лицо девочки, заметила Жюстин, походило на «Волшебный экран»^[37]. Она легко стирала с него одно выражение, тут же заменяя другим.

– О, – вздохнула она так, словно ее сердце переполняло сочувствие к Жюстин. – Ты скучала по нему?

У Жюстин перехватило дыхание. Неужели это слезы щиплют глаза под полуприкрытыми веками? «Прекрати, прекрати, прекрати», – велела она себе. Так все актеры и делают. Заставляют тебя смеяться и плакать, используют лица и голоса, руки и движения и вызывают в тебе целый ураган эмоций. Такова их работа.

Внезапно лицо Верди изменилось. Теперь на нем был написан восторг, как у безумного ученого или одержимого шеф-повара.

– Ну, – выдала она и действительно сложила пальцы домиком перед лицом, при этом постукивая указательными пальцами друг о друга. – Вы двое поддерживаете связь?

– Встречаемся время от времени, – легкомысленно призналась Жюстин, гадая, не слишком ли преувеличила.

– Ты знакома с его подружкой?

Эти слова сильно задели Жюстин. Хотя на самом деле, всего одно слово.

Подружка. Она почувствовала, как упало сердце.

– Она модель, – объяснила Верди, довольно правильно расценив ее молчание как отрицательный ответ. – Ты наверняка ее видела – она на всех рекламах вин «Шанс». И очков от «Офелии». Знаешь ее?

Жюстин не знала, но ощутила, что сердце еще глубже погружается в пучину разочарования.

– Я с ней немного знакома, потому что, когда мне было около двенадцати, играла маленькую Лауру в телерекламе женского колледжа имени Святой Джиневры, – пояснила Верди, приподняв бровь. – Я была вроде как исходный материал, а она – конечный продукт. Самое удивительное, что Лаура выглядит идеально на самом деле – им даже почти не приходилось делать ей укладку.

И Жюстин поняла, что если ее сердце упадет еще хоть чуточку ниже, то просто сгорит, ведь ниже уже только земное ядро.