Ник внимательно слушал и чувствовал, как при упоминании
– Ну, – спросила Верди, уронив закрывшийся журнал на колени и глядя на Ника сверкающими глазами, – насколько хорошо ты разбираешься в грибах?
Рак
В конце июня, когда высокое северное солнце перевалило за Тропик Рака, в южном полушарии наступил самый короткий день. Вино тихо грелось на плите, источая аромат корицы и аниса, муската и гвоздики; фейерверки лежали наготове, свечи были зажжены, ведь люди, в согласии с ритмами природы, искали тепла, чтобы согреться в самую длинную ночь года.
Солнце давно скрылось за крышами Эвелин Тауэрс, и Жюстин в тапочках и домашнем кардигане складывала белье из кучи, которую вывалила на обеденный стол. Откуда-то из кургана смятых простыней раздался звонок ее телефона. Он успел позвонить несколько раз, прежде чем она нашла его среди носков, трусов, пижам и лифчиков, и ей едва удалось ответить вовремя.
– Алло?
– Обернись, – сказали в трубке. Мужским голосом.
Жюстин нахмурилась.
– Остин? Это ты?
Такие шуточки были вполне в духе ее братца.
– Просто доверься мне, – произнес голос. И это не был голос брата. Теперь Жюстин была в этом абсолютно уверена.
– И обернись.
Жюстин не хотелось подчиняться голосу; тем не менее она это сделала.
И обернулась. Но увидела лишь свою гостиную – кремовый диван, свернутый коврик, подушки, расставленные как попало, стопки книг на кофейном столике и выключенный телевизор.
– Отлично. Очень хорошо. Теперь иди к балкону.
– Серьезно? – переспросила Жюстин. – Кто
– Не могла бы ты просто подойти к балкону?
Мозг
Жюстин:
Мозг:
Жюстин:
Мозг:
– Извините,
– Посмотри.
За стеклами ее французского окна, за бетонными перилами ее балкона, с той стороны узкой щели между домами, на крохотном балкончике квартиры напротив стоял Ник Джордан.
Жюстин распахнула двери на балкон и шагнула в холод самой длинной в году ночи, а когда она рассмеялась, ее смех легко преодолел щель между двумя домами.
Не задумываясь, она выпалила:
– Кто это проникает в темноте в мои мечты заветные?
Ник, тут же сориентировавшись, ответил:
– Не смею назвать себя по имени. Оно благодаря тебе мне ненавистно. Когда б оно попалось мне в письме, я б разорвал бумагу с ним на клочья.
На нем были мешковатые спортивные штаны, растянутый джемпер и угги из овчины, и Жюстин легко могла представить его на диване в зимнее воскресенье. И себя, устроившуюся у него под боком, на диване в зимнее воскресенье.
– Десятка слов не сказано у нас, а как уже знаком мне этот голос! Ты не Ромео? Не Монтекки ты?
– Ни тот, ни этот: имена запретны.
Жюстин приставила руки ко рту и, уже не просто цитируя пьесу, потребовала ответа:
– Как ты сюда пробрался? Для чего?
– Ну, я здесь живу, – объяснил Ник.
– Так
– По-видимому, так и есть.
Жюстин знала, что в квартиру кто-то въехал; за последние пару недель, временами поглядывая в окно, она замечала признаки жизни. В гостиной появился весьма скудный набор предметов мебели, а на балконе – сушилка. Но лучше всего, по мнению Жюстин, было то, что новый жилец немедленно приобрел занавеску для душа. Но до сих пор она никого там не видела.
Ник сказал:
– Сначала я подумал, вау, эта девушка так похожа на Жюстин. А затем понял, черт, да ведь это и есть Жюстин.
– Знаешь, все эти совпадения… Это немного странно, – заметила Жюстин, хоть и понимала, что рискует, повторяя слово Лео – «совпадения». Она сделала себе мысленную заметку не произносить слов «грибы» или «поганки», а также не демонстрировать, что знакома с
– Кстати, сколько из
– Кусок оттуда, кусок отсюда.
– Такая ерунда, правда?
– Возможно, – не стала спорить Жюстин.
– Ты вообще что-нибудь забываешь?
– Ничего важного, – ответила она.
Последовало недолгое молчание. Луна скрывалась где-то за облаком городских выхлопов и казалась не четким кругом, а скорее размытым пятном света.
– Эй, круто написала о Верди, – начал Ник.
– Ты видел?
– Конечно. Она сказала, ты была в театре, когда мы снимали рекламный ролик.
– Была, – подтвердила Жюстин и плотнее запахнула кардиган.
– Но ты не подошла поздороваться, – сказал Ник. – Ко мне.
– Ну, я… Ты был занят.