Она обняла меня.
— Но как? Как ты смог пережить это?
— Покажи мой кулон.
Она сняла с шеи еще один. И хотя кровь в нем была жива, он был черен.
— Будь проклят Ментепер, его имя и память о нем! — прошептала она.
Я слабо улыбнулся.
— Ему удалось отомстить за свою смерть. Но только мне.
Рука матери ласково скользнула по моим волосам, разделяя их на прядки.
— Я знала, что если все-таки когда-нибудь вернешься, ты не простишь ни Авориэн, ни этого жалкого водяного мага. Кроме того, близость с женщинами тебя всегда немного смягчала. А Авориэн оказалась, пожалуй, единственной, кто смог бы это сделать. Потому что она до сих пор любит тебя.
— Я знаю…
— Но как ты все-таки пережил проклятие?
— Ты только что сама об этом сказала.
Мерлинда в недоумении смотрела на меня.
— Нэиль? — изумилась она, а я отвел взор. — Но…
— Она видела все, что может произойти со мной, и она знала, как победить ненависть. Она тоже любит меня — как брата. Но однажды ей пришлось перейти эти границы, чтобы спасти меня, потому что той любви оказалось недостаточно.
— Значит, ты все же был с ней близок, — Мерлинда вздохнула. — У меня не получилось ничего выпытать у нее о вас.
— Только один раз, в тот день, когда моя кровь совершенно почернела в твоем кулоне. И о чем же вы тогда так долго беседовали?
— О пустяках… А что же следующие десять лет?
— Нет, — я покачал головой. — Хочу, тебя предупредить — об этом в обители знают теперь только двое: ты и Игниферос.
— Игниферос знает?!
— Да. Я не мог ему не сказать. На всякий случай.
— Но как ты справляешься с проклятием?
— Я привык, и могу почти не обращать внимания на этот побочный эффект.
— Значит… Зачем ты тогда хотел встретиться со мной, если…
Я поднялся.
— Мне всегда приятнее беседовать, — я шагнул к двери, потом обернулся. — Как тебе пришла в голову мысль обучить Авориэн темному наречию? И как она согласилась на это?
Мерлинда улыбнулась — от слез на ее лице почти не осталось следа. Она поднялась и мы вместе вышли из аудитории.
— Я умею убеждать. А она оказалась сообразительной. Я еще кое-чему ее научила.
— То-то бы Лайтфел удивился.
— Тэрсел, мы единый народ…
— Да, мы единый народ.
— Тэрсел подожди, — спохватилась она и внимательно в меня вгляделась. — Ты, наверное, уже знаешь, о чем я хочу с тобой поговорить?
— Нет.
На лице ее отразилось удивление.
— Почему нет?
— Когда я думаю о чем-то, я отключаюсь от действительности.
— О чем ты уже думаешь?
— Что я еще сегодня не обедал…
— Ладно, тогда я тебе скажу…
— Это лишнее, — перебил я ее.
— Лишнее, что-либо тебе говорить, или лишнее — это о предмете разговора?
— Думаю, что не ошибусь, когда скажу, что верны два варианта, — заметил я.
— Так, — глаза Мерлинды сузились, став холодно-ледяными. — Теперь ты решил остроумничать со мной?
— Послушай, мне не надо что-то там особое на эту церемонию. Ты помнишь, что она только для узкого круга?
— Авориэн было бы приятно.
— Мама, — жалобно произнес я. — Я не…
— Я тебе помогу. А теперь живо обедать, а потом ко мне. Будь добр, послушайся меня хоть раз в жизни.
В трапезный зал я вошел с весьма мрачным выражением лица. Мне махнул рукой Гаст, рядом с которым сидели Нэиль и Ретч.
— Что-то ты нерадостно выглядишь, — поинтересовался Ретч.
— Так всегда бывает, когда Мерлинда вспоминает, что она моя мать.
— Он опять завела разговор о власти? — поинтересовался Гаст.
— Если бы… — о моей одежде сегодня вечером.
Ретч покатился со смеху.
— Сочувствую тебе, милый мой племянничек.
— Я сам себе сочувствую, — буркнул я и взялся за еду.
— Надеюсь, ты не против самой церемонии? — поинтересовался Гаст. — Авориэн расстроится, если что будет не так.
— Я потерплю, если вы не будете каждые пять минут говорить мне об этом. И сдается мне… что я узнал об этой церемонии самым последним…
Гаст неодобрительно покачал головой и глянул мельком на Нэиль. Но она улыбнулась чуть мечтательно.
— У Авориэн будет прекрасное платье! — и тут же прижала ладонь к губам. — Я не должна тебе говорить!
— Считай, что я ничего не слышал, — я чуть улыбнулся и глянул на Ретча. — Пойдешь со мной к Мерлинде?
— Что ж, попробуем отбиться вместе! — Ретч поднял кубок. — Твое здоровье.
После обеда мы с Ретчем направились к Мерлинде.
— Значит вечером случится то, что ты желаешь? — спросил он.
— Похоже на то.
— Почему тогда ты боишься?
Я пожал плечами.
— Наверняка завтра мне этот страх будет казаться полной нелепицей.
Мы дошли до покоев Мерлинды. Я раскрыл дверь и застыл на пороге. Она колдовала над каким-то растениями.
— Я вижу ты занята, мы зайдем попозже, — заметил я.
На это она мигом оказалась рядом, хватила меня за ворот и затащила в комнату.
— Тэрсел, ты сегодня просто не сносен! Раздевайся, тебе еще надо умыться
— Я уже принимал сегодня ванну, — запротестовал я.
Мерлинда испепелила меня взглядом.
— Ладно, я понял, — я нехотя принялся расстегивать пуговицы.
Пока я умывался, Мерлинда наколдовала мне новую одежду.
— Хм, — я оделся и оглядел себя.
Одежда была похожа на мою прежнюю, светло-серая рубашка и черные штаны, но ткани были гораздо лучше и более приятные на ощупь. А куртка была матово-серебристого материала немного напоминающего бархат.