Свидание под дождем

Да девушка и не ждала, что тот побежит следом. В сущности, Глеб был во многом прав. И она тоже. Они просто не могли договориться между собой. Чужие, бесконечно чужие люди, не готовые ни в чем друг другу уступить. Как Зое могло казаться раньше, что Глеб идеальная для нее пара?

* * *

Зоя ушла. Причем ушла демонстративно, когда еще он, Глеб, не успел закончить фразы. Балерина просто поднялась посреди разговора и с каменным, неподвижным лицом направилась к дверям.

На ней сегодня было надето легкое платье, узкое, темно-серого цвета, а сверху – опять типа шарфа что-то, из ткани, напоминающей мятую холстину. Ее любимого черного цвета. Вообще, все Зоины наряды были похожи, в них она напоминала Глебу ангела со сложенными сзади крыльями. Вот и сейчас этот, очередной черный шарф двумя широкими полосами висел вдоль ее спины.

Только на этот раз это были не крылья ангела, а крылья летучей мыши. Маленького, дикого, жилистого создания с хищной мордочкой.

Эта ассоциация с летучей мышью неприятно поразила Глеба. Как он раньше не замечал, насколько Зоя неприятна внешне? Все то, чем он любовался, обернулось почти уродством, физической непривлекательностью.

Мужчина разлюбил Зою быстро, за несколько мгновений, пока та шла от кресла к дверям. Раз – и испарились нежность к ней, восхищение ее необычностью.

Зоя, оказывается, тоже из миллиона тех скучных женщин, которые бродят вокруг, не вызывая ни желания, ни мужского интереса к себе.

Ну что ж, вполне закономерное разочарование. Он был готов ради этой девушки на все, предлагал ей подработку, устроил в знаменитый театр, она же просто встала и ушла.

Про ее беременность Глеб вообще ничего не понял. Зачем Зоя рассказала ему об этом? Ведь сама не собиралась рожать? А, наверное, чтобы лишний раз сделать ему больно, заставить почувствовать свою вину – дескать, ты, Глеб, виноват в моем неудобном положении. Или Зоя надеялась на то, что Глеб обрадуется этой новости?

Мужчина задумался. В первый раз в жизни он услышал от женщины, что может стать отцом, потому что раньше, в других отношениях, подобного никогда не случалось.

Неприятно как-то. И странно. Это он, Глеб, получается, изменил, можно даже сказать, изуродовал физически другого человека. На целых девять месяцев. А как роды тяжелы, и кормление еще… По сути, он стал виновником страданий и мук другого человека, даже не на девять месяцев, а почти на два года, или сколько там женщины кормят грудью?

А что есть такое сам ребенок, тот, кто должен будет родиться у Зои? Личинка гомо сапиенс, бессмысленная и неприятная. Которая одного лишь хочет – есть и испражняться. Ну да, потом ребенок поумнеет, превратится в нормального человека (да и то не факт, вон сколько вокруг невоспитанных идиотов), но даже это не гарантирует того, что Глеб будет ему рад, этой новой… личности. Зачем она Глебу?

Вон вокруг сколько личностей – разных людей, мужчин и женщин, они разве нужны ему? Или дело в том, что чужие не нужны, а родные – нужны?.. Минутку, у Глеба уже есть родные, но он не испытывает никакой потребности с ними общаться. Они где-то там, в провинции, далеко, живут своей жизнью, а он своей – здесь, в Москве. Почему он, Глеб, должен радоваться, что рядом с ним скоро появится очередной родственник? Да, по крови свой, но по сути – все равно чужой, другой.

Гордиться тем, что сам его произвел на свет? О, можно подумать, «гениальное» произведение. Миллиарды людей этим производством занимались и занимаются, в чем уникальность – непонятно.

Так что и Зоя была теперь неприятна Глебу, и этот ее будущий ребенок – тоже… Нет, ну она заявила, что рожать не собирается, но все равно – противно от самого себя стало, как будто это он заразил танцовщицу какой-то тяжелой болезнью…

«И все-таки она была не уверена в своем решении. Сообщила, что не хочет ребенка, но не сказала, что точно собирается избавиться от него. Значит, сама сомневалась – избавляться или нет. И ко мне пошла, потому что ждала поддержки, может, думала, что я сумею ее переубедить. Я понял – она на меня всю ответственность пыталась свалить! Я должен был все за нее решать, опять я… Если бы она хотела избавиться от ребенка, она бы не думала о том, как отнесутся к ее беременности в новом театре. Какая разница, как отнесутся, если ребенка все равно не будет! Мне кажется, Зоя хочет всех перехитрить, она стремится усидеть на двух стульях. Это женское желание стать матерью, но и корысть женская – как бы еще и место в театре не потерять… Врала она про то, что она – чайлдфри! Она подпишет контракт с новой труппой, никому не скажет о своей беременности, а потом, спустя несколько месяцев, когда живот станет заметен, сделает несчастные глазки, изобразит из себя невинность – ой, а я на момент подписания еще не знала, что жду ребенка… Она и театр еще подведет, и Мальтизен обо мне как о сволочи и лицемере станет слухи распространять, это ведь я, получается, подставил известный театр, подсунул театру танцовщицу, которая не на сцену выйдет, а в декрет… И прав окажется Мальтизен!»