Оборудованием газовых камер управляли два украинца. Один из них, Иван, был высоким, и, хотя его глаза казались добрыми и ласковыми, он был садистом. Он наслаждался мучениями своих жертв. Он часто набрасывался на нас, когда мы работали, он прибивал нам уши гвоздями к стенам или заставлял нас ложиться на пол и жестоко избивал нас. Его лицо в это время выражало садистское наслаждение, он смеялся и шутил. Он мог добить или не добить жертву, в зависимости от своего настроения в данный момент. Другого украинца звали Николаем. У него было бледное лицо, а психика такая же, как у Ивана.
В тот день, когда я впервые увидел мужчин, женщин и детей, которых вели в «дом смерти», я чуть не сошел с ума. Я рвал на себе волосы и в отчаянии обливался горькими слезами. Больше всего я страдал, когда смотрел на детей, шедших в сопровождении матерей или самостоятельно и совершенно не понимающих, что через несколько минут их жизнь закончится в ужасных мучениях. Их глаза блестели от страха, но еще больше, наверное, от удивления. Казалось, что на губах у них застыл вопрос: «Что это? Что все это значит?» Но, заметив каменное выражение на лицах старших, они тоже старались вести себя соответственно обстановке. Они стояли неподвижно, плотно прижавшись друг к другу или к родителям, и напряженно ждали приближавшуюся ужасную смерть.
Вдруг входная дверь распахнулась, и оттуда вышли Иван, держащий тяжелую газовую трубу, и Николай, размахивающий саблей. По сигналу они начали загонять узников в камеру, при этом зверски их избивая. Крики женщин, плач детей, вопли горя и отчаяния, мольбы о пощаде и о мести Всевышнего звучат у меня в ушах до сих пор, поэтому я не в силах забыть о тех страданиях, которые мне довелось увидеть.
Я на мгновение закрыла глаза, пытаясь остановить череду изображений, приведенных в движение этими словами, успокоить свой разум, замедлить поток сознания и
Вот что писал Самуил Райзман, потерявший во времена холокоста