Свинпет

Малкин собрал себя в ком и усилием воли бросил все тело вниз, перебирая ногами, будто спускался по лестнице. Удалось. Почувствовал под ногами невидимые ступени. Сошел по ним на пол. Повернулся к Философу, чтобы разглядеть лицо. И обнаружил за столом высокую фигуру, от облика которой оторопел.

На плечах диковинный широкий длинный балахон из домотканого сукна. На голове капюшон в виде колпака, под которым не было лица. На месте лица – голая гладкая обтянутая оранжевой кожей безликость, обрамленная жидкими красными волосами. Не было глаз, носа, губ, словно это был затылок. И только расположение жиденьких волос и ушей говорило о том, что это не был затылок. Оранжевые пальцы правой руки выглядывали из рукава, быстро барабаня по крышке стола. Левая рука нервно двигалась возле шара, цепляя конец ткани, укрывшей шар, и сминая ее. Над головой Философа вдруг возникло птичье перо, закружило в воздухе и упало на стол.

Малкин почувствовал, что безликий Философ без сомнения видел его, но чем – для Ваньки была загадка.

– Что хотел сказать мне? – грубо проскрипел голос Философа.

Голос исходил от безликой головы. Малкин не удивился. Магия. Впрочем, был бы не прочь увидеть истинное лицо Философа, все его превращения уже достали. Как клоун, меняет маски, но клоун слишком опасный. Малкин упер острие меча в пол между расставленными ногами и твердо проговорил:

– Сначала опусти моих друзей на пол. Хватит издеваться над ними. Все равно против меча ты бессилен. Мы уже допекли тебя, и ты нас не меньше. Может, тебя перевернутость делает счастливым, а у нас она вот где сидит! Свинпет уже в печенках. Убрались бы в одночасье отсюда, да, вижу, не все так просто. Я надеялся, ты покажешь дорогу из города, но услыхал невероятные вещи. Не понимаю, почему эта тайна в моих руках? Горожане уверены, что тебе известна дорога. В чем загадка и где ключ к ее разгадке? – Малкин в запале оторвал острие меча от пола и вновь резко вонзил в широкую половицу.

Меч зазвенел. А пол под ногами неожиданно заскулил по-собачьи, словно острие вошло не в половицу, а в шею псу. В дверь сарая ворвался свист ветра, как свист соловья-разбойника, затем он завыл по-волчьи, потом, как из пушки, ударил по людям, точно намеревался размазать их по потолку.

Шкаф затрещал в гримасах и стонах. Скамья выгнула сиденье, как зверь спину перед прыжком, и Малкин ясно приметил, что ножки превратились в лохматые волчьи лапы, которые угрожающе выпустили острые когти и заскребли по половицам.

На столе вместо шара Философа Ванька увидал на блюде живую собачью морду с моргающими глазами и зевающей пастью, из которой торчал длинный влажный язык. Пальцы мага медленно почесывали за торчащими ушами этой морды.

Скамья внезапно обернулась свиньей, с диким визгом подпрыгнула и кинулась на Малкина, но острие меча заставило ее резко остановиться и враждебно захрюкать.

Тумбочка захлопала петушиными крыльями, перед глазами Малкина возникли петушиный клюв и красный гребень. Клюв широко растянулся и попытался воспроизвести петушиный крик, но из глотки вырвался хрипящий простуженный кашель.

Потолок взметнулся еще выше, унося с собой друзей Ваньки, а стены сарая заходили ходуном.

Вдруг птичье перо на столе Философа подхватилось, став крупным комаром, который впился Ваньке в живот. Малкин левой ладонью хлопнул по нему, но комар уже сидел у парня на шее, запустив свое жало под кожу человеку. Потом вонзился в плечо, в спину, в ногу, в лоб, вынуждая парня множить хлопки по своему телу и сосредоточиться на комаре.