«Свистящие стрелы» Маодуня и «Марсов меч» Аттилы. Военное дело азиатских хунну и европейских гуннов

Впрочем, при Аттиле, армия которого, как уже отмечалось выше, включала в себя значительные контингенты пехоты, в основном восточногерманской, и потому в немалой степени потеряла свою тактическую быстроту и гибкость (см. ниже, раздел Б), стратегическая оперативность гуннов начала давать сбои. В частности, в 452 г., когда Аттила вторгся в Италию, он позволил себе надолго завязнуть в осаде Аквилеи (Iord. Get. 219–221; Proc. Bell III, 4,29–35 [= Prisc.

fr. 22,1–2 В]), что, наверняка, сильно повлияло на результаты кампании в целом. В былые годы гуннское войско просто обошло бы столь неуступчивую твердыню и довольствовалось бы разорением и ограблением более доступных мест. Кстати, что-то похожее случилось с полководцами Аттилы в 447 г., когда они настойчиво пытались овладеть римской крепостью Леем, располагавшейся в Нижней Мезии, у одноименной реки (совр. Осым в Болгарии), но в результате были вынуждены уйти. Более того, отступающие гунны были неожиданно атакованы защитниками крепости, понесли серьезные потери в личном составе и вдобавок лишились награбленной до этого добычи (Prisc. fr.5D = 9,3B).

Ближе к концу своей истории гунны полностью отошли от практики долговременных территориальных завоеваний. Прочно завладев при Аттиле такими важными в коневодческом плане областями Юго-восточной Европы, как Северное Причерноморье и Подунавье, включая Великую Венгерскую равнину (Альфельд), они уже больше не стремились к присоединению новых земель. Последние крупные наступательные операции Аттилы — против Галлии (451) и Италии (452), т. е. стран, которые не обладали достаточными природными ресурсами для поддержания многочисленной гуннской кавалерии в течение сколько-нибудь длительного времени, — преследовали цель захвата добычи и получения в будущем в случае победы большой дани от западных римлян (какую гуннам выплачивали власти Византии). Впрочем, эти походы Аттилы не были успешными, и, следовательно, его замыслы так и не были реализованы.

Гунны, несомненно, были мастерами психологической подготовки войны. Особенно в этом деле преуспел Аттила. Желая, к примеру, добиться от византийцев выполнения своих условий, он мог устроить внушительную демонстрацию силы, перейдя с войском на их территорию якобы с целью поохотиться (Prisc, fr.

8 D — 11,2 В). Он же большое внимание уделял и дипломатической подготовке намеченных кампаний. Так, собираясь начать большую войну против западных римлян и намереваясь разрушить их вероятный союз с везеготами, Аттила направил посольства к обеим сторонам с целью поссорить их друг с другом (Iord. Get. 185–186).

Во время походов, как и в своей повседневной жизни, гунны были очень неприхотливы в еде, питаясь кореньями полевых трав и полусырым мясом, чуть подвяленным самым незатейливым образом — они клали его под свои ноги на спины коней (Amm, Marc. XXXI, 2, 3). По крайней мере, те из них, кто находились на римской службе, могли перевозить с собой в качестве дорожной провизии и другие продукты, например пшеницу. Известно, что римский полководец Литорий в ходе кампании против везеготов в Галлии в 436 г., готовясь к освобождению от врага города Нарбонны, приказал каждому из своих солдат, которые в большинстве были гуннскими наемниками, взять с собой по два модия обмолоченной пшеницы (чуть больше 17,5 л) для того, чтобы накормить его голодающих жителей (Prosp.

Chron. 1324). Указанный объем этого продукта, очевидно» значительно превышал потребности самих воинов на время данной боевой операции.

В голодное время дело могло дойти даже до того, что гунны убивали некоторых из своих коней и насыщались их плотью и кровью (Isid. HG 29).

Б. Тактика

Как уже отмечалось выше, благодаря хорошо налаженной службе разведки гунны могли неожиданно обрушиваться на основные силы врага (Amm. Маrc. XXXI, 3, 5–6). Они предпочитали атаковать первыми, считая, что «всегда отважнее те, кто начинают битву» (Iord. Get, 204), и делали это стремительно, без задержки, желая добыть себе в сражении быструю победу (Ibid. 205). При этом гунны никогда не бросались вперед сломя голову, поскольку их военачальники тщательно готовили план боевых действий. Иордан специально подчеркивает, что Аттила «был более чем превосходен в замыслах ратных дел», продумывая даже час начала битвы, чтобы иметь возможность спасения в случае неудачи (Ibid. 196). Оставлял он себе и такой путь отступления, как уход при неблагоприятном течении боя в свой укрепленный телегами и повозками лагерь (Ibid. 210).