— А у вас Там чего, такие не водятся? — внезапно пробудился во мне исследовательский интерес, потому как «травяной демон», как мне показалось, является какой-то недавно выдуманной конструкцией. Я, конечно, докторской степени по филологии аиотеекского языка не имею, но думаю, что такая персона как тигр заслуживает собственного названия, а коли его нет… Опять же, когда в плече болит, в башке звенит, а мерзкий отвратительный комок тошноты долбится со стороны желудка по горлу, хочется использовать любую возможность, чтобы отвлечься от этих ощущений… И вообще, не шевелиться.
— Нет… — опять едва прошептал Хииовитаак.
…Нет, ну вот кто так делает? Сказали-то всего по фразе, обменявшись малозначительной на данный момент информацией, а уже будто ниточка между нами протянулась. И рвать эту ниточку сейчас — как по живому резать.
— Дай воды… — не то попросил, не то потребовал Хииовитаак, и мне сразу бросились в глаза его высохшие и потрескавшиеся губы.
— Нету, — с сожалением сказал я, перевертывая в подтверждении своих слов фляжку вверх ногами.
— Кусты. Ручей. Вода. — Смотря на меня как на идиота, тонко намекнул раненный.
Ага. Понятно, почему он лежит именно тут — сообразил я. В этих жарких степях любой источник влаги способствовал буйной растительности вокруг себя. Так что, если есть кусты, значит должна быть и вода… Только бы добраться до нее, потому как мне вода тоже очень даже пригодится.
Увы, обильного и прохладного ручья не нашлось. Когда я, преодолевая приступы боли в подранном плече, протиснулся в середину зарослей, там нашелся лишь крохотный ключ, пополняющий быстро высыхающей влагой грязную лужу. Однако привередничать не пришлось. Аккуратно, стараясь впускать лишь верхний наиболее чистый слой воды, набрал полные фляги — свою и Хииовитаакову, которую догадался снять с его пояса.
Выполз. Дал напиться своему врагу. И горько вздохнув, сказал: «Ну, показывай свои раны».
Жаркая августовская ночь, почти не дающая прохлады. Оглушительно трещат цикады, где-то вдалеке кричит какая-то ночная птица… А может, лягушка — не разбираюсь я в них. И на все это с непостижимо высокого неба с интересом, будто зрители в театре, поглядывают далекие звезды. И сейчас, когда подсвеченная солнцем атмосфера не мешает смотреть на них, кажется, что между тобой и этими звездами ничего нет, и ты даже чувствуешь взгляд какого-то там альдебаранца, который в этот момент так же сидит на своем Альдебаране и тоже пялится в небо.
Пялится в небо и видит этот одинокий потрескивающий сухими ветками кустов крохотный костерочек, зажженный не столько для тепла или приготовления еды, сколько для уюта и чтобы не оставаться один на один с ночной Тьмой под пристальными взглядами этих звезд.
У костерка сидят двое…
— Вишь ты, — многозначительно шепчет чей-то голос. — Видал чего, у шамана-то нашего раны на том же плече, что и у тигра!
— И не буду я на тигра этого лишний раз глядеть. Ну его на хуй! — шепчут в ответ, добавив в конце новомодную, разработанную лично мной формулу магического отворота.
— А чего?
— А того, олух. Пошел наш шаман на мертвяка охотиться, а убил тигра. Да видать, не простого, раз тот смог его поранить…
— Так ыть аиотеек-та…
— Во-во, ты и подумай. Аиотеек-то живой, его шаман не убил, а даже перевязал зачем-то. А рядом тигр мертвый лежит. Вот и соображай сам, стоит ли лишний раз на того тигра глядеть!
— Ну его на хуй! Ну его на хуй! Ну его на хуй!
...Долгая пауза, озвученная воем местного аналога шакала да постреливанием хвороста в костре…
— Так ты думаешь, что это… — не выдерживает первый голос. Но второй его грубо прервывает.
— Ох и дурень же ты, Тов’хай. Вроде ведь солидный воин и муж смышленый — на Совете тебя как седого старца слушают. А будто дите малое, простейших вещей не понимаешь и нос свой куда не след суешь. Будто не знаешь, что про такие вещи ни говорить, ни даже думать не надо. А то притянешь к себе всякого…
...Опять долгая пауза…
— А вот что ты насчет мертвяка думаешь? — опять не выдерживает Тов’хай. Парень он, несмотря на немалый жизненный опыт, еще молодой, мистикой вдоволь не переболел и сдерживать любопытства не научился. — Некоторые говорят, что он оттого появился, что сразу скальп с него не сняли. Пролежал всю ночь на песке, встал и пошел. Потому как скальп надо сразу снимать, а иначе вон оно чего получается!
— А чего тогда он один встал? — задает резонный вопрос неизменный напарник Тов’хая Нит’као. Чувствуется, сколько ни боролся он сам с собственным желанием почесать язык на запретные темы, но уж больно заразным оказался этот вопрос и «чесотка» перекинулась и на него. — Не, так понимаю я, все тут просто. Видать, не простой это аиотеек был, раз наш шаман посреди боя его дразнить начал да на бой вызывать.
— Так ведь это я его с Вик’ту копьями-то того…
— Вот-вот! Полезли, куда не след, вот и «того»! Кабы шаман его сам убил, как хотел, уж небось бы не ожил. А вы, дурачье молодое, сунулись, ан убить-то насовсем и не смогли.
— Так я думал что он шамана-то того… Вот и…