Сидели бы еще, но приятель должен был выспаться перед рабочей неделей. Он то ли директор, то ли управляющий в каком-то подмосковном хозяйстве, по шатурской ветке, а в Люберцы возвращается только на выходные. В качестве директора он и сделал Андрюхе, наслушавшись его таежно-степных рассказов, экстравагантный заказ: срочно отстрелить несколько единиц хищного зверя (ну, не медведей, конечно, уточнил Андрюха. Волки, лисы…). Я недоумевал: что за странное место и чем он таким управляет, если ему в Подмосковье досаждают хищники? Ладно лисы: еще на моей памяти они попадались даже в черте города, возле птицефабрики на Крылатских холмах, где сейчас микрорайон, в котором и я бы не отказался поселиться, когда б некто омни-омни изволил проявить ко мне интерес, худо-бедно укоренил в поднебесной и подкинул немного удачи. Но волки – откуда, близ железной дороги, в пятидесяти верстах от мегаполиса?
Все это как-то не того… Ф. М. Достоевский.
– Представления не имею, – разводил руками Андрюха. – Я не очень расспрашивал. Какая тебе разница, откуда волки? Да это выплыло в последний момент. Он пошел со мной до автобуса – и вдруг предлагает. Он говорит, там есть где ночевать. И кормежка его. Я предупредил, что нас двое.
– Андрюха, – сказал я, – из меня ружейный охотник – как из говна пуля.
– А ничего особенного от тебя и не потребуется. Зверюга бежит, ты стреляешь: пух-бах! – наповал. Куда целиться, я тебе нарисую.
Выстрелить – и достаточно метко – для меня, наверное, не составило бы проблемы: в пневматических тирах я выбивал неплохие результаты. Но надобно же еще найти как-то этих животных: выслеживать, что ли, преследовать, открыть норы… Андрюха сказал, чтобы я не волновался – артистическую часть работы он берет на себя. Мое дело маленькое: знай пали, да не слишком шуметь, если придется подкрадываться. И какой там у них может быть лес: в пару дней мы прочешем его вдоль и поперек, до кусточка.
Сложность в другом: как провезти оружие по городу и в электричке. Чехлов нет к ружьям, а и были бы – что в них пользы: все одно и с ними обязательно остановят и спросят охотничьи билеты. В порядке эксперимента мы заворачивали двустволку и карабин в одеяла, клеенчатую занавеску из ванной и даже в рубероид, полоса которого зачем-то хранилась на антресолях. Мы выяснили, что чем ни укутывай, их очертания угадываются легко, а то и подчеркиваются, как выгодные женские формы умелой драпировкой. Здесь бы сгодился высокий туристский рюкзак: набить его тряпьем, теми же одеялами, ружья вставить сбоку, обмотав стволы брезентом, а снаружи, для маскировки, навесить двуручную пилу, палаточные стойки и лыжные палки… Но Андрюхин износился, и теперь родители засыпают в него картошку, а мой отправился на станцию Мирный.
На следующий день за окном метель мела, и я отказывался выходить. Но едва в сумерки стало потише, Андрюха потянул меня обследовать улицы и дворы, ямы магистральных работ и строительные площадки: его посетила мысль набрать бруса и досок, чтобы спрятать ружья в их связку, – дачники, волокущие на горбу накопленный стройматериал, во всякое время года вне подозрений.
Но со строек нас гнали, ломать заборы или ограждения на глазах у прохожих мы не решались, а в свободном состоянии ничего не попадалось. Единственная грязная, расщепленная на конце двухметровая доска, которую Андрюха поднял уже на обратном пути из дорожного месива и со злым упорством тащил до самого подъезда, никак не делала нам погоды. К этому часу охотничья затея представлялась мне совершенным безумием. Слава богу, технические препятствия, похоже, не позволят ей осуществиться.
Понудим Андрюху искать какой-нибудь другой заработок.