Свобода

Пока Уолтер рассуждал о молодежи, Кац старательно прислушивался к тому, что делает в кухне Патти. Нелепость ситуации наконец дошла до него. Патти, о которой он мечтал, не любила Уолтера. Домохозяйка, которая не желает больше быть домохозяйкой, а хочет переспать с рок-звездой. Но вместо того, чтобы подойти к Патти и признаться, что хочет ее, Кац продолжал сидеть здесь, словно студент, и выслушивать интеллектуальные фантазии старого друга. Что-то в Уолтере выбивало его из колеи. Кац чувствовал себя насекомым, попавшим в липкую семейную паутину. Он изо всех сил старался быть любезным с Уолтером, потому что тот ему нравился; если бы он его раздражал, Кац, возможно, не желал бы Патти. А если бы он ее не желал, то скорее всего не сидел бы здесь. Ну и бардак.

Шаги Патти приближались. Уолтер замолчал и сделал глубокий вдох, явно собираясь с силами. Кац повернулся к двери вместе со стулом. Вот она. Свежая и бодрая мать семейства, но тем не менее с червоточинкой. На Патти были черные сапоги, облегающая, красная с черным жаккардовая юбка и шикарный короткий плащ – в этом наряде она казалась красавицей и в то же время не походила на саму себя. До сих пор Кац видел ее только в джинсах.

– Привет, Ричард, – сказала она, взглянув на гостя. – Всем привет. Как дела?

– Мы только что начали, – сказал Уолтер.

– Тогда не буду вам мешать.

– А ты принарядилась, – заметил он.

– Пройдусь по магазинам, – ответила Патти. – Увидимся вечером, если не разбежитесь.

– Ты приготовишь ужин?

– Нет, я до девяти на работе. Если хотите, могу что-нибудь приготовить прямо сейчас, прежде чем уйти.

– Это было бы просто замечательно, – сказала Джессика, – потому что мы намерены совещаться целый день.

– Ну а я была бы рада приготовить ужин, если бы не работала по восемь часов.

– Никаких проблем, ма. Поедим в городе.

– Похоже, это и впрямь наилучший вариант, – согласилась Патти.

– Итак, – сказал Уолтер.

– Итак, – повторила жена. – Надеюсь, все отлично проведут время.

После чего, раздосадовав одних, разочаровав других и попросту не обратив внимания на третьих, она зашагала по коридору. Лалита, которая стучала по клавиатуре своего блэкберри с той самой секунды, как Патти заглянула в комнату, казалась откровенно несчастной.

– Она действительно работает семь дней в неделю или что? – уточнила Джессика.

– Вроде нет, – ответил Уолтер. – Сам не знаю, что стряслось.

– Но причина есть всегда, не так ли, – пробормотала Лалита.

Джессика обернулась, немедленно избрав ее следующей жертвой:

– Скажете, когда закончите со своим письмом, ладно? А мы посидим и подождем, пока вы допишете. Договорились?

Лалита, поджав губы, продолжала печатать.

– Может быть, займешься этим позже? – негромко спросил Уолтер.

Лалита шмякнула телефон на стол.

– Хорошо, – ответила она. – Я готова.

Получив дозу никотина, Кац почувствовал себя лучше. Патти явно бунтовала, а бунт – это хорошо. От его внимания не ускользнуло и то, что она принарядилась. Зачем? Чтобы предстать перед ним. Но для чего тогда работать в пятницу и субботу? Чтобы избегать встречи. Да, да, поиграть в прятки, точь-в-точь как он сам играл с ней. Теперь, когда Патти ушла, Кац мог лучше разглядеть ее, без помех получать от нее сигналы, представлять, как он дотрагивается до ее красивой юбки, и вспоминать, как Патти хотела его в Миннесоте.

Тем временем продолжался разговор о перенаселении. Первая конкретная задача, сказал Уолтер, – придумать проекту название. Сам он предложил “Молодежь против безумия” (в память о “Молодежи против фашизма”). Уолтер считал – и Кац с ним согласился, – что это отличная песня. Но Джессика настаивала, что название должно содержать утверждение, а не отрицание. За, а не против.

– Людям не нравится все, что отдает элитаризмом или неуважением к чужому мнению. Не надо твердить им о том, чего они не должны. Нашей темой должен быть позитивный выбор, который мы делаем сообща.