Свобода и любовь (сборник)

Но когда Семен Семенович ушел, Наташе вдруг стало так гадко на душе, точно она сейчас совершила ужасное, грязное дело. Она сама удивилась, откуда родилось в ней это подлое желание сделать гадость профессору. Неужели же это все от ревности? Ей стали понятны теперь многие поступки Анюты…

«Фу, какая гадость! До чего можно дойти с этим чувством, брр…» – Наташа ощущала к себе чувство гадливости, будто к другому, постороннему лицу.

Хотелось исправить сделанное. И злило сознание непоправимости сказанного.

С этого дня Наташа особенно терпеливо выслушивала похвалы профессору и его семье, старалась подчеркнутым восхищением умом профессора и его нравственными качествами загладить червячок недоверия, который сама же заронила в душу Семена Семеновича.

Но Наташа знала, что червячок жив. Каждое утро Наташа вставала с надеждой: сегодня Сеня посвятит ей день. Ну, не весь, хоть несколько спокойных часов, так, чтобы наладилась искренняя, душевная беседа, чтобы захотелось «раскрыть душу».

Но дни шли за днями, а часов беседы не выкраивалось. Были ласки, поцелуи, были шутливые разговоры за чаем, были ночные ласки, а беседы нет, бесед не складывалось. Наташа пробовала работать. Надо было заготовить статью к сроку. Но работа не спорилась, шла тягуче, вяло. Написанное сегодня завтра не удовлетворяло, чувствовалась «вымученность»… Не хватало «нерва» и удивляло, даже обижало, что Семен Семенович ни разу не осведомился: а как ее работа. Время уходило бесцельно, между пальцами, уходило на ненужности, на пустяки…

IX

Наташе переслали кружным путем целый пакет писем: и личных, и деловых. Деловые содержали новости, которые взволновали Наташу. Сообщалось «о болезни» (что означало аресте) двух друзей, причем боялись, что болезнь их будет продолжительная, с серьезными, грозящими последствиями… Наташа не находила себе места.

Еще острее раздражало бесцельное сидение в Г. Кому это нужно? Ему… Ей… И все-таки не хватало духу уехать с этой недоговоренностью на душе, с этим холодком…

– Уеду, а там буду мучиться… Нет, раньше договориться… Выяснить…

Она сама не знала хорошенько, что «выяснить». Просто хотелось во что бы то ни стало «пробить стенку» и уехать с успокоенным сознанием, что они с Сеней близкие, родные по душе. Наташа нетерпеливо ждала Семена Семеновича. Сегодня, что бы ни было, она поговорит…

А Семен Семенович, как нарочно, долго не шел. Пришел уже за полночь, прямо с парадного ужина в его честь. Чуть «навеселе», довольный, подъемный, не замечающий затуманенного лица Наташи.

– Накормили, напоили, можно сказать, до отвалу – я немного «того». Но это сейчас пройдет. Соскучилась?… Давай шейку, за ушком…

– Пусти, Сеня. – Она нетерпеливо высвободилась. – Не до того сейчас. Я получила письма. Катерина Петровна и Никанор «изъяты».

– Да ну! Что ты… Вот история…

– Мне их так жалко… И это так досадно… Так больно. – Наташа, неожиданно для себя, расплакалась. Она плакала не столько над друзьями, сколько над собою. Все чувства как-то перемешались сейчас. Казалось, в жизни было одно тяжелое, больное, одна цепь огорчений, тревог, неудач… Что будет теперь с их «начинанием»'? Зачем она уехала! Там сейчас она нужна…

– Ну, что ты это, Наташенька, право. Брось. Нельзя же из-за всего сейчас в слезы, – в тоне нотка упрека Он так устал от женских слез. Еще, может, и обойдется…

– Да я не только о них, и обо всем как-то. Что это за жизнь? Одни горечи.

– Что поделаешь. Такова уже наша работа. – Он понимает, что она говорит о трудностях их дела.

– Вот когда я работал на Волге… – Семен Семенович хочет отвлечь ее мысли и считает, что для этого лучший прием – «рассказ о приключениях» из своего революционного прошлого. Наташа знает все эти «приключения», она слушает рассеянно. Ей хочется поговорить совсем о другом. О своей муке, о своих сомнениях.

– Видишь, какие трудности бывают… А вот же я жив остался… И, как видишь, даже способность увлекаться женщинами не потерял… А, Наташа? Ты не слушаешь меня?

– Слушаю, Сеня… Только я вот что хочу тебе сказать: я решила уехать… Туда, назад. Завтра же… Я теперь не могу здесь спокойно оставаться.

– Ну, вот еще, глупости какие. Как раз теперь неразумно ехать. Я тебя не пущу, ни за что. Ты при своем легкомыслии наверное влетишь. Дай всему улечься. Да и вовсе ты им сейчас не нужна. Прекрасно без тебя обойдутся.

Наташа возражает, волнуется, спорит… Ей непременно хочется, чтобы Семен Семенович признал ее нужность для дела именно сейчас, именно в эту минуту. Но Семен Семенович упрямо повторяет: «Ребячество… Пустяки. Будто без тебя людей не найдется… Поверь, все сделают, да еще лучше тебя».

Не помогают и цитаты из писем, где Наташу определенно призывают назад.

– Ну, кто тебе это пишет? Истеричка Мария Михайловна… Просто по-бабьи раскудахталась. Я понимаю, если бы еще Донцов написал, тогда дело серьезное, а Мария Михайловна… Плюнь ты. Не стоит тебе волноваться.