Свобода выбора фатальна

– А вот и первая неувязка в рассказе… – тихо, совсем тихо сказала Лера. – Вуич предложил испробовать на себе господам – может ли кто из них своевольно располагать жизнью… Узнать, как каждому из господ заранее приготовлена роковая минута… Если следовать логике его предложения Печорин должен бы взять наудачу пистолет, висевший в спальне майора и сыграть в «русскую рулетку» самостоятельно, приложив дуло пистолета к виску… Логично…

Брагина никогда раньше не мог даже вообразить, почему же должен что-то доказывать Вулич, если он обратился «к господам». Значит, Печорин уклонился, сделал вид, что не понял сути предложения.

– Логично… – так же тихо сказал Брагин.

– Я давно при чтении «Фаталиста» обнаружила эту подмену понятий, только ни с кем не делилась до этого. Ты первый, Евгений. Вуич предлагал испробовать проявление предопределения на себе господам. А Печорин предложил нечестное пари, утверждая, что нет предопределения… По логике именно он должен был снять пистолет с гвоздя и стреляться, а не Вуич… Там же есть еще одна знаковая оговорка… Майор-то опытный вояка и человек осторожный, в здравом рассудке – и то он нерешительно обратился к спорщикам: «Только не понимаю, право, в чем дело, и как вы решите спор?».

Брагина от некоторого логического потрясения даже остановился и растерянно хлопал глазами, потомок Вуича обвинил Печорина черт знает в чем, действительно, следуя логике обращения серба к обществу, Печорин-спорщик должен стреляться, а не серб… А он, Брагин, такой тонкий знаток и ценитель Лермонтова, знающий назубок всю его поэзию и прозу не додумался до того, что раскопала в Печорине и Вуличе Лера. Действительно в «Фаталисте» доказательства предопределенности Вулич предложил испробовать всем господам – «я вам предлагаю испробовать на себе» – а те дружно завизжали: «Не мне, не мне! Вот чудак! Придет же такое в голову!». А правда в том, что Печорин, отказавшись «испробовать на себе» силу или слабость предопределения, может ли своевольно располагать своей жизнью, судьбой, вынудил своим жестоким пари играть Вулича в «русскую рулетку». Человек располагает, а Господь располагает – эту жестокую истину Печорин хотел обкатать на Вуличе, а не на себе…

И во время тягостных размышлений Брагина Лера, взяв его, остановившегося и недоумевающего, сказала ему:

– По логике вещей, раз тебе досталась роль Печорина, а мне Вуича, должно следовать, что должен заключить со мной пари и высыпать на стол все свои червонцы, которых наберется под два десятка. Вуич примет твое пари – нет предопределения! – и выложит свои пятнадцать червонцев, остальные пять возьмет у своего должника майора. И наудачу возьмет пистолет для «русской рулетки» в собственном исполнении… Ведь споря с Печориным и утверждая, что есть предопределение, Вуич был уверен только в одном – предопределением отмерен другой час, он выбран им в своем жизненном предназначении для чего-то более высокого, чем быть застреленным собственными руками в дурацком пари… Вуич игрок, азартный и рассудочный одновременно игрок именно в том, что не верит в слепоту предопределения, а верит – он предназначен для великих дел, до которых у трусов, бездарей, осторожных и негениальных не доходят и никогда не дойдут руки… Вуич – птица высокого полета, и он знает, что делает, когда прикладывает дуло к виску… Пуля из пистолета может убить только чирикающего в дерьме жида-воробья… А не сокола, орла… Вуич, то есть я принимаю твое пари…

– Но я тебе, милая, еще ничего тебе не предлагал… – стушевался Брагин, вглядываясь в незнакомое, красивое и таинственное лицо Леры.

– Сейчас ты вынужден будешь предложить пари, если ты человек чести, как говорят в подобных случаях, порядочный человек… – спокойно с огромной внутренней силой сказала Лера и посмотрела прямо в глаза Брагина.

– Это уже совсем интересно… Сначала Печорину бросают обвинение, что он не захотел первым сыграть в смертельную «русскую рулетку, а теперь…

– Печорин все же, как ты прекрасно помнишь, уже после гибели Вуича, зарубленного пьяным казаком, сыграет в свою смертельную «русскую рулетку» – пойдет с голыми руками на казака… Чтобы схватить его – пусть судят, сошлют на каторгу, а не пристрелят всуе… Каждому свое – Свыше предопределено, только с мистикой расположения Господнего при суетных предположениях каждого из живущих в сложных, чрезвычайно запутанных хитросплетениях…

Услышав такие философичные размышления Леры, Брагин предпочел бы не затевать никакого пари и тихо ретироваться, тем более, что снова заметил уже четче знакомое изменение в ее лице, связанное, возможно со странным отпечатком неизбежной судьбы… Ведь привычным глазам трудно ошибиться, а глаза Брагина уже привыкали в ночной темноте к метаморфозам изменения лица Леры, тронутым тайным, скрытым от досужего постороннего взгляда…

– Когда Вулич, наконец, решился стреляться, приставив дуло пистолета ко лбу, и когда все вокруг окаменели… – сказал тихо, Брагин. – Он сказал: «Господин Печорин, возьмите карту и бросьте вверх».