Свободный

– К чёрту тебя, – фыркая, разворачивается и уходит. Хлопает дверью. Разочарованно прикрываю глаза и падаю на подушку. Поговорили. Дуглас не идёт на контакт, если дело касается пресловутого Мартина. Он не желает открываться мне. Обидно и чертовски больно. Я уже не знаю, как достучаться до Дугласа. Он говорит правильные вещи, нужные, а потом пугается и убегает, как будто сделал что-то страшное. Но ничего хуже, чем моё прошлое, быть не может. И я мог бы принять и понять это. Я мог бы всё, но Дуглас мне этого не даёт.

Поднимаюсь с кровати, и меня немного качает. Но я упрямо беру тазик и иду в ванную. От меня воняет, и в туалет хочу.

Забираюсь под тёплый душ и стою под потоком тёплой воды, закрыв глаза. Понятия не имею, что будет дальше. Я даже думать об этом не хочу. Вытираюсь полотенцем и обматываю им вокруг бёдер. Чищу зубы, и сна нет ни в одном глазу. Не хватало перепутать ночь с днём.

– Почему я такой? – шепчу, смотря на своё отражение в зеркале. Вижу уставшего, осунувшегося и такого разочарованного парня, каким был раньше после очередного запоя Орландо.

Тяжело вздыхаю и выхожу в спальню. Моя кожа сразу же покрывается мурашками от прохлады. Лгун. От Дугласа, стоящего у окна.

– Впервые я увидел Мартина в восемь лет. Меня ему тогда представили, – произносит он.

Вот и допросился.

– Мартин был младше моего отца на четыре года. Он был детским хирургом и совмещал эту работу с педиатрией. У него в то время уже была приличная практика и наработанный опыт. Он стал моим врачом, и с этого момента я начал замечать за собой странности.

Дуглас поворачивается ко мне, и я вижу на его лице маску из холода и отчуждённости.

– Мартин был невероятно красив. Тёмные густые волосы. Кудряшки, падающие на глаза, которые он, смеясь, сдувал, когда брал у меня анализы или же просто осматривал на приёме. Он всегда был добр ко мне. Просил маму подождать за дверью и болтал со мной, интересуясь учёбой, моими успехами в теннисе и конном спорте. Я был обычным парнем с богатыми родителями. Учился в хорошей, элитной школе среди таких же, как и я, детей. У меня не было проблем со сверстниками, если не считать того, что я дружил исключительно со старшими и популярными ребятами, и меня тянуло к ним, как и к Мартину. Ему было тридцать два года. С ним мне было легко и комфортно, не хотелось уходить. Мне нравилось смотреть на него. На его губы. На его руки, скрытые под белым халатом. На его задницу. Чем больше я находил причин, чтобы прийти к нему, тем чаще стал возбуждаться. Я познакомился с мастурбацией в раннем возрасте, и в моих мечтах был он. Только Мартин, иногда и другие ребята, но он занимал главную нишу. – Мрачная пауза. Сглатываю от неприятного ощущения, которое уже наполняет мою грудь.

– Мне исполнилось двенадцать, когда я осознал, что со мной что-то не так. Мне не нравились девочки, хотя внимания с их стороны было обосраться и не жить. Они облепляли меня, как мухи, приглашали в гости и заигрывали со мной уже в таком возрасте. Мой страх прогрессировал с годами. Мой член стоял только на Мартина, часто приходящего к нам в гости со своей женщиной. Я ненавидел её и порой издевался над ней: то подсыпал слабительное, то нечаянно разливал суп на неё, то ещё что-то. Конечно, я получал за это выговор и дополнительное посещение занятий по этикету, которые я ненавидел. На одном из занятий по теннису я разозлился, потому что проигрывал старшему парню. Я сильно бил ракеткой и в итоге получил растяжение плеча. Отец отвёз меня в клинику, а сам уехал на заседание суда, оставив меня с Мартином. Тот жалел меня и чётко объяснял, что в ближайшее время мне нельзя заниматься теннисом. Когда он снял с меня футболку, чтобы помассировать мышцы, я возбудился. Я сошёл с ума. Кончил прямо в штаны, и это заметил Мартин. Он сделал вид, что ничего не произошло, и с улыбкой отправил меня в туалет, чтобы я привёл себя в порядок. Мне было стыдно. И впоследствии я начал огрызаться, если кто-то пытался ко мне клеиться. Я психовал, вспоминая этот случай, и сильнее наяривал свой член в любом удобном месте. Это было безумием. – Дуглас неприятно смеётся и качает головой.

– Он тебя совратил? – тихо спрашиваю.