Свободный

– Меня вышвырнули на улицу голым. От меня отказались, как от ненужной тряпки с вышедшим сроком годности. Я был напуган и сломан, шёл пешком до дома Мартина. Меня чуть не изнасиловали и не прирезали. Но я был так зол. Я ненавидел себя и эту семью. Ненавидел всю эту жизнь. Пришёл к Мартину, и он, конечно же, забрал меня к себе. Отмыл меня, вылечил, и я встал на ноги. С той поры началась моя война. Я шантажировал отца и мать. Издевался над ними, чтобы остаться Бейкером и получить прекрасное образование. Я ожесточился, стал циничен, и меня больше не волновало ничего, кроме победы. Я потерял совесть уже давно и вряд ли найду её когда-нибудь. Год за годом Мартин всегда меня поддерживал, помогая морально и финансово порой, пока я не заработал свои миллионы. Отца это злило. Он при каждой встрече обливал меня словесным дерьмом, напоминая, что я больной, и моё место в аду, что должен сдохнуть и не имею права дышать. Я же, в свою очередь, доканывал его и сделал всё, чтобы он перестал выигрывать дела. Я ставил ему палки в колёса. Брал его же дела и выступал в защите. Мы воевали каждый день, пока он не сдох. И каждый год в день его смерти я поднимаю бокал, затем выпиваю всю бутылку, радуясь своей победе. Я праздную это так, как в последний раз, и делаю всё, чтобы он переворачивался в гробу и даже там ему было противно от меня. Я счастлив быть мудаком. Я тащусь оттого, что последнее дело с ним было выиграно мной. Моё слово стало важнее. Я стал значимее. Я выжил, а он нет. Я, безродный щенок, превратился в богатого ублюдка, имеющего власть и силу. Я, грёбаный гей, которого он пинал ногами и бил лицом о стену, а затем вышвырнул на холод, мысленно ебу его в зад по сей день. Вот и всё, Тьяго. Единственный человек, оставшийся со мной, это Мартин. И что бы между нами ни происходило, он единственный верил в меня и учил меня. Мартин был со мной, пока я шёл, поднимался и мстил. Он был рядом. Он моя семья. Другой у меня не было и не будет. Никаких чувств к нему я больше не испытываю, кроме жалкой терпеливой благодарности за ту ночь. Мне насрать, с кем он и где он. Но если ему нужна будет помощь, а она зачастую ему требуется, то я помогаю. Я по сей день отрабатываю свой долг, только уже не ртом и задницей, а своей властью. Но скоро я отплачу его и пошлю всё на хрен. Осталось немного до его пенсии. Теперь тебе понятно, Тьяго, что никаких грёбаных чувств у меня к нему нет и быть не может. Я лишь плачу.

Дуглас медленно приближается ко мне. Тени ночи и слабого освещения пугающе играют на его, словно вырезанном из камня, лице. Я стою, не двигаясь, ловя взглядом блик то в его кристально-жестоких глазах, то на острых скулах.

Вздрагиваю, когда его пальцы скользят по моей щеке, и он обхватывает ими мой подбородок.

– Он лишний, Тьяго. Уже очень давно Мартин стал лишним в моей жизни. Обузой, которую я терплю и продолжаю изводить. Я могу прийти к нему пьяным, неудовлетворённым, злым и высказать всё, что у меня в душе и на языке. Могу облить его словесным дерьмом и врезать ему. Могу показать, кто сейчас доминирует. Могу причинить ему боль и насрать на неё. Могу пользоваться им, сколько хочу и не оплачивать его услуги. Могу его растоптать и плюнуть в лицо. Могу сделать с ним что угодно, потому что меня он не волнует. Но я не могу прийти к тебе и ударить тебя за то, что моя злость и ненависть к себе растёт. Не могу дотронуться до тебя и начать изводить своими играми, потому что не в силах смотреть на твои страдания рядом со мной. Не могу воспринимать тебя, как Кензо и других, когда ты не отказываешься от своих чувств, даже испытывая недомогание. Не могу подавить тебя, потому что ты сильнее подавляешь меня. Не могу применить к тебе силу, опасаясь того, что ты исчезнешь. Не могу больше ненавидеть то, что ты со мной делаешь, поэтому рассказал тебе всё. Ни один из тех, с кем я играл, не вынуждал меня рассказывать всё честно, смотря в глаза, полные сожаления и боли. Ты делаешь меня слабее, а я не люблю быть слабым. Не хочу быть слабым. Я не потеряю свою власть, Тьяго. С этим тебе придётся смириться. – Он наклоняется, оставляя лёгкий поцелуй на моих губах, и отходит.

– Доброй ночи, тигрёнок. Завтра утром выспись, я уйду очень рано. Перенёс слушанье с сегодняшнего дня на завтра в восемь утра, и мне надо подготовиться, – добавляет Дуглас, открывая дверь.

– Прости, что из-за меня тебе пришлось…

Он оборачивается и усмехается. У меня пересыхает в горле от этого вспыхнувшего похотью взгляда.

– Если бы я сам не хотел, то не остался бы здесь с тобой, Тьяго. Я хотел и хочу. Подумай над этим. До завтра, – подмигивает играючи, словно несколько минут назад не выложил мне свою ужасающую подноготную. Соблазняет вновь, как будто не рискнул ради меня открыться и довериться, когда это для него смерти подобно. Мягко закрывает за собой дверь, и такое чувство словно его подменили, или же он просто стал свободнее в своих мыслях. Но, определённо, стиль наших отношений изменился.

Глава 35