Несколько полуголых парней — спартанцев, надо полагать, хотя сомневаюсь, что в античной Греции были тату, — освободили обзор, и мой взгляд приклеился к красному пятну, во всю улыбающемуся какой-то греческой Богине. Лица девушки я не видела, однако она мне уже не нравилась.
Голос МакКензи звучал на фоне, но я не особо вслушивалась (что-то о неудобстве костюма), ведь интонация была не вопросительная. Вместо этого я вливала в себя содержимое стакана, продолжая сверлить взглядом голубков.
— А тебе уже можно это пить? — задал вопрос парень.
Я отмахнулась от него. Кому вообще нельзя пить колу? Разве что дошколятам. Если это была шутка в стиле Клариссы, то скоро наше с МакКензи радушное общение закончится.
Греческая Богиня сменилась на Жасмин, но улыбка Флэша осталась на месте.
— Коллинз!
— Что? — рявкнула я, резко обернувшись к МакКензи.
— Ты меня даже не слушаешь, только уничтожаешь содержимое всех близстоящих стаканчиков. Кто так привлекает твое внимание?
Я взглянула на Макса и — присвятые ежики! — он мял грудь этой треклятой Жасмин!
Мои легкие были похожи на полиэтиленовые пакеты, которые наполнили водой, — им было не до того, чтобы качать воздух. Боль заполонила тело, и я решила разом заглушить ее. Для этого мне более чем подошел рот МакКензи, который уже однажды касался моего и который, к слову, не мешало чем-то заткнуть.
Только отлепившись от парня, я заметила, что он сделал странный грим: его лицо казалось немного смазанным.
Зачем вообще грим для образа Геральта? Линзы еще можно было бы понять. Хотя у миндалевидных глаз МакКензи и так удивительный янтарный цвет с золотистыми вкраплениями — любое вмешательство в них было бы лишним.
— Пожалуй, мне нужно выпить, — изрек «ведьмак».
Когда я обернулась к тому месту, где секунду назад был Макс, его там не оказалось. Как, впрочем, и арабской принцессы.
Очередной стаканчик опустел, а мне еле удалось сдержать слезы.
Макс,
— А ты у нас… — долго соображал я, изучая наряд Пэм.
— Геба [26]. — Она провела рукой по белой робе.
Я сопроводил качание головы пожатием плеч.
— Богиня юности, третья жена Геркулеса… Да ну! Я ведь даже винишко с собой ношу! — Девушка трясла металлическим кувшином с жидкостью.
Несколько парней, решивших не заморачиваться с костюмами и прийти практически в чем мать родила, протолкались мимо нас, присвистывая Пэм. Она крикнула: «Не так с Богинями обращаются!» и вернула внимание ко мне.
— А почему не Афродита? — поинтересовался я.
Девушка задумалась на секунду, а затем выпятила нижнюю губу:
— Ой, да ну тебя!
И хлебнула из горла кувшина.
— Ты не шутила на счет вина? — потешался я.
— Я не шутила на счет вина, — удовлетворенно улыбнулась Пэм.
Как только мою подругу утащила Черная Вдова, я направился к Этти, но дорогу мне преградила бывшая Бена в костюме Жасмин.
— Кера, какими судьбами?
— Том пригласил, — икнула она. — А ты?
— Та же история. Я бы с радостью поболтал с тобой, но, знаешь, мне нужно побыстрее найти друзей.
— А ты во всем такой быстрый, Флэш, мм? — промурлыкала Кера, топая пальцами вверх по нагруднику моего костюма и звякая ноготками по золотистой молнии.
— Эм… я…
Неловкий смешок только больше ее раззадорил. Девушка засмеялась в ответ и придвинулась ближе ко мне. Одно незамысловатое движение — и вот кола уже залила костюм Жасмин.
— О, прости! Прости, я не хотел…
— Да ерунда, — махнула рукой она.
Я начал вытирать пролитое рукавом, сожалея, что наряд Жасмин, в отличие от моего, не обладает водостойкостью. Однако до меня быстро (недостаточно быстро, надо стать быстрее) дошло, что ткани на Кере неприлично мало, а мои собственные движения скромными не назовешь.
Когда убирал руку от груди улыбающейся Жасмин, готов был поспорить, что мои щеки слились с цветом костюма алого бегуна.
— Не переживай, — снова икнула Кера, — все хорошо.
Стоило мне взглянуть в направлении столешницы, за которой не так давно стояли друзья, и улыбка тотчас сползла с лица.
Я стоял в оцепенении и смотрел, как Этти — моя Этти! — целуется в засос с каким-то паскудным ведьмаком.
Гнев приказывал кулаку сжаться и проложить маршрут в направлении челюсти нахала, но разум противился. Я еле заставил себя закрыть глаза. Сердце сделало следующий удар, ноги начали двигаться, но возобновившаяся в голове боль не предвещала ничего хорошего. Мне нужен был воздух, и Кера последовала за мной на улицу.
— Что случилось? — приближался ко мне ее обеспокоенный голос.
Женская рука заскользила по спине.
— Мне нужно побыть одному, — резче, чем хотел, сказал я и проглотил таблетку от мигрени.
— Может, выпьешь? — Она осторожно протянула мне стаканчик.
Я опрокинул его одним махом и скривился от неожиданной резкости напитка. Комок в горле не пропал — он стал теплее. А спустя пару минут — не сказать, что мое состояние помогало уловить течение времени, — меня повело.
— Эта та кола, которую я нес?
— А? — икнула Кера, вылезая из кресла-мешка неподалеку от меня.
— Кола, — махнул я красным стаканчиком, который не имел больше четкой формы.
— Твоя разлилась. Эту мне дал Иисус. Ну, парень в костюме Иисуса.