Своеволие философии

Принято думать, что знак указывает на отсутствие предмета. Все, что означается не присутствует, – ему в этом нет необходимости. И напротив: все, что присутствует, не означается, так как само способно заявить о своем наличии в присутствии, оно спасается от знака своей фактичностью. Пепельница на столе обходится без знаков, в поле означивания ей мешает попасть фактичность ее наличия, ее полное присутствие во времени и занятое ею место в пространстве. Фактичность наличия не означается, она не подпадает ни под какое означающее, так как не существует знака способного такую фактичность в себя вобрать. Это тот случай, когда сам знак обнаруживает свои границы. Полного присутствия предмета знак не выдерживает, приближаясь к нему, он сам начинает отсутствовать, пропадать и терять свое значение, раздавливаемый силой фактической данности. В чем сила последней? В том, что она дана визуально. Фактически данное всегда визуально, знак же проигрывает только визуальному, он не может отослать его к отсутствию, отобрав при этом его бытийность. Скажем больше: знак и визуальность исключают друг друга, они пребывают в противоречии, которое не разрешается ни за счет первого, ни за счет второго. Другое дело, что в силу целого ряда причин, – мы их обсудим в дальнейшем, – история философской европейской ментальности выстраивалась таким образом, что знак стал практически неоспоримой доминантой над визуальным, видимым, над всем фактически данным, попавшим в абсолютную зависимость от его функции. Дошло до того, что видимое превращалось в невидимое, визуальное не просматривалось, а воспринималось как нечто скрытое от глаз, знаки превратились в единственный способ (если не в единственную способность) видящего разглядеть то, что ему дается, то, что выдается как видимое и принимается за таковое, но тут же и скрывается внутри знакового поля. Бесчисленное количество текстов, произведенных писателями, философами и всеми остальными практиками письма, сыграло одновременно роль самооправдания и утешения, которые обычно отыскивает себе незрячий по рождению или потерявший зрение в возрасте человек, чья возможность видеть ограничена воображением собственного зрения. Мы находимся в традиции слепцов, воображающих то, что они видят, и видящих лишь то, что сами воображают.