– Влад, оказывается, проповедником был! Хрень какая-то! Секта или братство религиозное. Они, овцы эти, как заладили на похоронах выть! Жуть! Стоят человек двадцать и воют! А потом разбежались, как тараканы. Только вроде стояли около могилы, бац – нет никого! Я спросить хотела, знает кто про девушку эту, вашу дочь, кто она ему? Если вдруг жена? Да еще и ребенок от Владьки? Тогда бы эту квартиру обратно оформить, ему же жить где-то надо, ребенку! Хотя вы же ему дед, получается? Внука к себе заберете?
– Да, дед… Только забирать некуда. Я из Узбекистана приехал, служил там, потом работал. О внуке не знал ничего, с Ольгой давно отношения не заладились… Ничего она нам с матерью не сообщила!
– И что теперь, вы его туда отвезете? К бабушке?
– Нет бабушки. Умерла, узнав о смерти дочери. И квартира продана. Там, знаете, сейчас русских не жалуют…
– Так забирайте эту! – девушка оживилась. – Она же сыну вашей дочери должна принадлежать! И будет где вам с ним жить!
– Это непросто. Юридически владелец – ваш сводный брат Владислав Соснов, то есть теперь – его наследники.
– А кто наследник?
– Ваша мачеха. Он ее родной сын.
– Точно! Ну, эта своего не упустит! Жалко! Я бы сейчас все переоформила обратно! Нет, она квартиру не отдаст, точно! А как же тогда вы с мальчиком? – Она с сочувствием посмотрела на Маринина.
Что он мог ответить? Маринин вдруг почувствовал себя стариком, немощным и растерянным. Он поймал себя на мысли, что впал в старческий эгоизм, когда не хочется думать ни о ком другом, только о себе, покинутом всеми близкими. Он признавал, пусть не вслух, что почти не переживает за незнакомого пока ему мальчика, внука по крови, и не хочет думать, что же с ним делать дальше.
Виктор Васильевич уже шел по улице и не узнавал ее, так все изменилось. Чужой город, чужой! Он ловил свое отражение в огромных, без единого грязного пятнышка витринах бутиков и не узнавал и себя. Чужой лохматый мужик, согбенный от усталости, в распахнутой куртке, смотрел на него равнодушно и мутно. «Нужно выпить чего-нибудь. Водки, что ли… Или я сойду с ума!» – подумал Маринин, доставая портмоне. В одном отделении лежали несколько десяток и сотня. В кармашке, закрывающемся на молнию, была спрятана последняя пятитысячная купюра, оставшаяся от продажи квартиры. «Трактир на Троицкой», – прочел он на вывеске над дубовой входной дверью. Он толкнул эту дверь, зашел внутрь и тут же присел за крайний столик. Маринин не знал, что за двести граммов вожделенной водки и нехитрую закуску он отдаст все содержимое своего кошелька. Чужой этот город ему, чужой…
Глава 18
Еще вчера она была жива. Иван был у нее там, в хосписе. А сейчас этот звонок…
Он вспомнил их последнюю встречу: ехать пришлось довольно далеко, в пригород, по Ульяновской трассе. Около указателя на Алексеевку, как ему и объяснила Эмилия, он свернул. А примерно через километр дорогу ему преградил шлагбаум. Качинский вышел из машины, ему навстречу уже спешил крепкий парень в форме.
– Доброе утро. Могу я узнать, к кому вы приехали?
– Это частная клиника?
– Да.
– К Эмилии Фальк.
– Да, хорошо, проезжайте. – Он зашел в небольшой домик.
Качинский удивился. «Сколько же здесь пациентов, если охрана знает всех поименно?» – подумал он. Уже шагая за девушкой в симпатичном голубом форменном халатике по ковровой дорожке второго этажа, он понял, что немного.
Эмилия Фальк в теплом, несмотря на лето, махровом халате сидела в кресле у открытой балконной двери.
– Доброе утро, Эмилия Яновна.
– Доброе, Ваня, доброе.
Его совсем не покоробило это фамильярное для пары дней знакомства «Ваня». Он глупо даже как-то обрадовался. Будто признал его кто-то очень значительный, известный, а не эта престарелая больная и весьма чудаковатая дама.
– Эмилия Яновна, я подготовил все бумаги, посмотрите?
– Подай, голубчик, пожалуйста, очки с тумбочки. Благодарю. – Она внимательно читала текст завещания, чуть шевеля слегка подкрашенными губами. Дочитав до конца, протянула руку. – Давай ручку, Ваня, будем подписывать.
Он рассказал ей и о погорельце Полякове, и об избитой девушке. И получил добро. «А последнего ты найдешь уже без меня, Ваня. Я ухожу…» – спокойно распрощалась она с ним, но он не поверил. Он искренне возмутился, рвался поговорить с врачами, но она властно его остановила. «Мне тоже жаль расставаться с тобой, ты должен это чувствовать. Если бы это было в моих силах… Прощай, голубчик. Не грусти!» Он долго не выпускал ее маленькую ручку из своей, умом понимая, что нет в ее словах и тени игры и кокетства. Только Знание…
Качинский набрал номер Беркутова.
– Привет, Егор. Давай пересечемся в обед. Дома обедаешь? Приглашаешь? Хорошо, согласен, Ленка у меня сегодня дежурит, так что от Галкиных пирожков не откажусь.