Свои чужие люди

– Ты что, действительно такая тупая или я неясно говорю? На кой Голоду развлекательное шоу, он к выборам компанию купил! В мэры метит. А Ленечка твой у него главным лизоблюдом подвизается. Продался с потрохами Ленечка! А ты знаешь вообще что-нибудь про Голода? Страшный человек! Они с моим бывшим тестем Яшиным вместе начинали. Тогда еще Крестовский с ними третьим был. Позже, правда, как-то все поделили, или Крестовский их подмял, хрен поймешь! Ты думаешь, тихо эта дележка прошла? На Голоде крови, как на тебе веснушек! Не ходи туда, Милка! Мазур, скотина, не понимает, куда полез. Да хрен с ним, его не жалко!

– Боря, чего мне бояться? Я же всего-то секретарь!

– Дура ты! Я сказал – не ходи туда! Все!

– Борь, мама скоро приедет. Ты же ее знаешь, если бы ты моим мужем был… А так… Она же не поймет, почему ты здесь!

– Прогоняешь? Ладно, не плачь. Я понимаю. – Он обнял уже готовую расплакаться Милочку.

– Мы бы квартиру снять могли. Пусть не в центре.

А вот жить с Милочкой, хоть и в гражданском браке, Борис не хотел. Ну с какой другой бабой запросто. Потому как смотреть нелюбимой в глаза и врать он мог. Любой другой нелюбимой, только не Милке. Он искренне ее жалел. Болел, когда ей было больно. Вон, палец недавно порезала сильно, так он аж по€том покрылся, до того испугался. Кровь капает, Милка смеется («Будто в первый раз палец режу, Борь! Лучше пластырь неси!»), а ему страшно. Так и не смог ей ничем помочь, руки тряслись. Так, иногда встречаться, да вот сейчас, вынужденно, это одно. А жить вместе, в какие-то обязательства ввязываться! Нет, только не с ней! Это – каждый день себя виноватым чувствовать. К тебе со всей душой, а тебе ни душа не нужна, ни тело.

– Что ты молчишь?

– Мне нечего сказать. – Он уже давно научился избегать ее взгляда.

– Значит, все по-прежнему. Я поняла, Раков. Ты волен уйти, когда захочешь.

– Я постараюсь быстрее. Что-нибудь придумаю. Прости.

– Не старайся. Глупо было с моей стороны… А работать у Голода я буду.

– Ну и дура, – почти равнодушно бросил он, испытывая облегчение от быстро закончившегося разговора.

Он не стал ничего говорить Милочке о звонке нотариуса. Поначалу не вспомнил, позже показалось, что уже незачем. Он, конечно, пойдет в контору. Так, любопытства ради. Потому как почти на девяносто девять процентов он был уверен, что его с кем-то перепутали.

Глава 20

– Здравствуйте. Мое имя Качинский Иван Семенович.

Взгляд Ивана почему-то задержался на молодой девушке, бледной и немного напуганной. Это была Юля Фурцева, только недавно выписавшаяся из больницы. Если бы не жена Качинского Леночка, которая буквально опекала девушку до самой выписки и как хирург, и как бывшая соседка, Юля сбежала бы. И уж конечно, не пришла бы к Качинскому в контору.

Крупный седой мужчина, ссутулившись, сидел на жестком стуле у окна. Он был спокоен, и создавалось впечатление, что тот знает что-то, неведомое другим. Остальные слегка нервничали, это было заметно. Качинский видел, как сжимает и разжимает ладони невероятно красивая женщина, Алевтина Бурова, и ходит по кабинету, словно не находя себе места, журналист Борис Раков. Только погорелец Поляков расположился на мягком диване по-хозяйски, но и его спокойным назвать было нельзя.

Ответили на приветствие Качинского не все: промолчал Раков, а Юля Фурцева испуганно вскинула брови.

– Я прошу несколько минут внимания. Речь пойдет о не совсем обычном завещании некоей Эмилии Яновны Фальк. Кому-то из вас знакомо это имя? Я так и думал. – Качинский удовлетворенно кивнул головой, глядя на недоуменные лица собравшихся. – И все же двое из вас с ней встречались. Вы, Алевтина Андреевна, помните старушку в сквере, с которой вы разговаривали в день рождения вашего мужа?

– Да, конечно, – заметно удивилась Аля.

– А вы, Борис Сергеевич, даже завтракали с ней в кафе.

– Как ни стыдно признаться – за ее счет, – буркнул Раков. – И что же от нас хочет эта Эмилия Фальк? Я правильно назвал имя?

– Правильно, Борис Сергеевич. Теперь я могу приступить к разъяснению сути дела, из-за которого вас здесь собрал.

Эмилия Яновна Фальк при жизни владела пятикомнатной квартирой в доме на углу Дворянской и Воскресенской улиц. Вас пятеро, по числу комнат. Каждый из вас на сегодняшний день оказался по каким-то своим причинам в сложном положении. Эмилия Яновна просила меня оказать вам некоторую помощь. – Качинский остановился, ожидая вопросов. Но все молчали. – Каждый из вас получит по сто тысяч рублей на личный счет в банке и право проживания в одной из комнат ее квартиры.

– Простите, а сама Эмилия Яновна жива? – Аля тревожно посмотрела на Качинского.

– Нет. Сегодня девять дней со дня ее смерти.

– Я что-то не понял, от нас-то что требуется? Зачем старушке, царство ей небесное, все это нужно? – Борис Раков неопределенно махнул рукой.