Свои чужие люди

Всю недолгую дорогу домой Лена думала о Юльке. «Все-то в ее пока еще короткой биографии не так. А в чем ее вина? Да ни в чем! Беда пришла, когда она посмела отвернуться от сынка Голода! Обидела, видишь ли, сыночка! Дай-ка я ее семью по миру пущу! Ну и дрянь же мужик! Да и мужик ли? Месть какая-то… бабья. Ну, поговорил бы с сыном, что не последняя Юлька у него в жизни, это же понятно. Хотя, судя по Юлькиному рассказу, этот Марик ее до сих пор любит. Знает ли он про то, что это отец девушке судьбу сломал? Вряд ли. Стоп! Юлька сказала, что Марк уехал с отцом разбираться. Мог старший Голод убедить сына, что он не виноват в истории с ее отцом? Мог. А когда Марк, вернувшись, обнаружил, что Юльки дома нет, мог папаша выставить сей факт доказательством, что Юлька его обманула? Вполне. Вот видишь, мол, сынок: наврала и сбежала. И Марк не стал ее искать. Если же он немного умнее и не послушал папочку? Должен был начать поиски Юльки. С чего? С подружек по ремеслу. А те наверняка сказали, что Юлька пропала. Тогда Марку остается только искать ее по больницам. Или забыть и не искать вовсе. А что же должен сделать по логике вещей Голод-старший? Убрать Юльку. Насовсем. Только так. Потому что, если она встретится с Марком, может рассказать про то, кто ее избил. Остается вопрос, почему Голод вообще оставил Юльку в живых? Скорее всего, хотел просто напугать… Что же, это ему удалось. И что бы там Юлька ни говорила!» – Лена достала из сумки телефон.

– Егор, здравствуй. Извини, что отрываю от дел. Я насчет Юли Фурцевой. С ее избиением, как я выяснила, не все так просто…

Глава 22

Комната ей понравилась сразу. Еще даже не зайдя внутрь, а стоя на пороге, Аля вдруг поняла, что это – ее место. Ее мирок, уже обустроенный почти незнакомой ей Эмилией Фальк, угадавшей даже с выбором мебели и цветом штор. Аля не знала, что там в других комнатах, но это было и неважно. Возможно, и не хуже. А здесь не было ни одной вещи, от которой бы хотелось избавиться.

Собственно, комнату можно было бы назвать библиотекой: одну стену занимали книжные стеллажи. Угловой диван стоял у углового же окна, выходящего во двор. Огромное старое кресло и торшер с прикрепленным к нему полированным столиком занимали уютное место рядом с книгами. Еще в комнате стоял платяной шкаф и застекленная посудная горка. Не хватало только стола. «Если бы для семьи, я купила бы большой круглый, а так – журнального достаточно: Катерина вдруг на кофеек забежит или Светка», – подумала она тогда, месяц назад.

Столик она купила овальный и не такой уж маленький. А Катерина пришла к ней только через две недели: пока с дачи в городскую квартиру перебазировались, дети в школу определились и с мужем утряслось.

Все бы хорошо, только Бурова из своей жизни ей выгнать до конца так и не удалось. Он звонил ежедневно, сначала вроде только для того, чтобы дела порешать: она приходила, куда говорил, ставила подписи, выслушивала потом от Катьки «дура ты, Орешкина». Дела закончились, а звонить Буров не перестал. Так и говорил, что, мол, звоню так просто, по старой памяти. Вот когда началось это «просто», Аля возмутилась. Не то чтобы мешал он ей этими звонками, но настроение почему-то резко портилось, голос у него, что ли, такой гаденький был или Аля себе все напридумывала? Только однажды послала она бывшего уже по бумагам мужа грубо и далеко. Слов он раньше от нее таких никогда не слышал, минут несколько молчал в трубке, Аля уж решила, что отключился наконец, но вдруг выдохнул ей неожиданно громко в самое ухо: «Стерва». Тут уж она со спокойной совестью коснулась пальчиком нарисованной на экране красной телефонной трубки и победно улыбнулась, жалея только о том, что не видит Буров эту ее победную улыбку.