Своя мера (СИ)

Просторная изба же Ивана Петровича оказалась в самом центре, в удобном месте на небольшой возвышенности. В гостевой избе других постояльцев не было. Как ожидалось, прибыть хозяин должен был гораздо раньше нас - мы шли неторопясь, на болоте стали еще на охоту. На куликов - дрянную дичь, как утверждал Фимка. Но хозяин прибыл почти одновременно с нами, в доме затеялась кутерьма, я же почаёвничав, почти сразу решил лечь спать.

"Утро туманное..." - вспомнились отчего-то мне памятные строки, едва я проснулся поутру. "Утро недоброе", - тут же добавилось от себя. Так как проснулся я от крика да воя. Утро было столь раннее, что наползший за ночь от речной долины туман сизыми полосами клубился почти за порогом, не успев истаять. Выли же бабы, а мужики метались как-то без толку. Я стоял в растерянности, пока не ухватил за шиворот Фимку.

Лихие дела, о которых я столько слышал, оказались вдруг совсем рядом. Ночью лихие тати, разбойничьи души, насмерть убили хозяина. Нашла Ивана Петровича, лежащим возле дровяного сарая, хозяйка его, отправившись поутру к скотине. Что ж. Золото многим глаза застит. То только странно, что решились залезть в избу с домочадцами. Сколько уж принёс хозяин того золота, мне не узнать. Да и то сказать - у каждого своя мера.

Вскоре явились пара человек из конторы. Я из избы не выходил, не видя нужды мешаться. Как услыхал: велели до вечера ничего не трогать да чужих в дом не впускать, ожидать приезда исправника. Планам моим, отдохнуть пару-другую деньков да заняться наконец накопившимися заметками, очевидно, не суждено было сбыться. Да и хозяевам явно было не до постояльцев. Так что решил я было вскоре съехать, но тут явился и ко мне некий субъект - худой, лысый, в черном сюртуке. Как оказалось - помощник управляющего. Не тот чин, чтобы мне указывать, так что мялся он и мямлил, но просил настоятельно до приезда исправника никуда не съезжать. Дело было здравое, спорить я не видел резона. Тому лишь удивился, что исправник, по общей уверенности, должен был лично из города явиться и делом заняться. Хозяин, видимо, был гораздо более важною птицей, чем казалось. Обычно в таких делах, если на горячем не заставали, то искать уже смысла никакого не было. Или на следующем деле лиходеи погорят, или, что тоже нередко бывало - сами горемыки сознаются, от тоски али спьяну. Себе же от исправника я заботы особой не видел.

Фимка же со мною был не согласен.

- Худое дело, барин. Ты бы со двора не уходил, от греха-то. - Какого-то смурного нынче Фимку в расчет я не принял и тотчас же вышел на улицу.

Решил осмотреться, так как вчера в сумерках особо не успел. Хозяйская изба была большая, добротная, на три окошка. Рядом ворота под козырьком, дальше забор, сзади - крытый хозяйственный двор. Гостевая изба пристроена была возле ворот с другого боку и окнами также глядела прямо на улицу. Так что вышел я за те ворота, оказался один возле хорошо наезженного пути, недолго и постоял, осматриваясь. Посреди пустой дороги, как из-под земли, явились четверо варнаков. Одного, здорового мужика с шрамом на всю физиономию - виденного мною на балагане, я признал сразу. Хоть и был белый день, а стояли они вокруг меня с таким видом, что стало мне сильно не по себе.

- Слышь-ка, барин. Перед богом каждый за себя ответит, а только ты того, карту-то отдай.

Я так удивился, что позабыл и про страх:

- Какую тебе карту? Ты о чем, любезнейший?

- Карту верни, слышь, не твоё. Иначе далеко не уедешь.

На моё счастье послышался разговор во дворе, мужики повернули прочь, люто зыркнув напоследок. Фимка поспешил мне навстречу.

- О каком худом деле ты говорил поутру? - Теперь и я уже встревожился не на шутку.

Оказались новости неважные. Золото было всё целое - но то и ясно, вора хозяин спугнул, за что и поплатился. Но Афанасий, шурин его, сразу о другом кинулся. По слухам, за месяц блужданий нашел Петрович приметы верные - золотоносную жилу. Давно о ней разговоры ходили, но среди болот она кружила, в руки никому не давалась. Петрович же вёз самородки на образец и карту со своими пометками. Вот карта та и пропала. Сын его точно знал, куда отец привезенное спрятал. С утра кладовую открыли, проверили. Золото на месте, а бумаг нигде нет. Хуже того, заезжали они вчера в Каменогоровку, заходил Петрович к исправнику. Тот еще в службу свою на заводе имел с Петровичем дела, сказывали, по своим связям хороший участок ему выделил, с тех денег тот и хозяйством обзавёлся, и избу поставил. Явно и сейчас Петрович того в долю звал. В таких делах без власти - никуда.

Сотоварищи Петровича также встревожились - как же, верное золото утеряно. Кто-то им на меня и указал. Так что чувствовалось мне, что один я до города не доберусь. Нанимать охрану из местных - так они же в лесу и положат. У русского народа ничего так не способствует злодейству, как желание восстановить справедливость. Просить у исправника - но казалось мне отчего-то, что получу я охрану только взамен на эту самую карту.

Фимка вновь отвлёк меня от раздумий: