Свояченица

Как только Трегубов вышел, Алексей подсел к Анне поближе и они стали шептаться, бурно обсуждая услышанное.

Анне скульптор показался человеком хорошим, но она просила Алексея не открываться ему:

- Неизвестно, как он отреагирует. А вдруг скажет: "Выметайтесь-ка со своими проблемами! Я из столицы уехал, чтобы шею свою не подставлять!"

- Ты, конечно, права. Но мне кажется, что, несмотря на молодость, он прошел неплохую школу. К тому же подставлять шею человека втёмную - тоже нельзя. Если он будет кое-что (не всё!) знать, он и за Юркой получше присмотрит...

С этим Анна согласилась, но настаивала на версии, что она скрывает сына от бандитов, которые хотят заполучить его, чтобы выманить у мужа большую сумму денег.

- Надеюсь, Борис простит мне эту ложь, - суеверным шепотом воскликнула она. - Ведь он должен знать, что мы тут терпим из-за его шашней.

Алексей посмотрел на неё странным взглядом, словно собираясь что-то сказать, но в последний момент передумал.

Когда были оговорены подробности, Анна направилась во двор, чтобы позвать Юрку:

- Сынок, пора умываться и - баиньки!

- Что значит "баиньки"? - возмутился мальчишка. - Во-первых, я не маленький, чтобы так со мной разговаривать! Во-вторых, - продолжал он качать права...

- Во-вторых, - перебила его мать, - если ты действительно уже взрослый, присоединяйся к нам: мы, например, спать отправляемся!

Юрка сполз с мотоцикла и понуро поплёлся к колонке заниматься водными процедурами, ворча по дороге: "Спать, спать... Даже не стемнело еще!"

Анна отыскала на террасе среди пакетов с покупками новое полотенце, вытерла сына, проводила его в горницу, уложила на огромную железную кровать с круглыми шишечками на спинках. Сын обрадовался панцирной сетке и сразу запрыгал на ней, как на батуте. Мать немедленно остановила его, убедилась, что Юрка, наконец, утихомирился, нерешительно постояла на пороге, потом вернулась на террасу.

Мужчины тоже быстро умылись, поднялись наверх и долго ещё не могли угомониться, громко разговаривая, смеясь, вспоминая студенческие годы. Учились-то они на разных факультетах и курсах: когда Трегубов только поступил, Алексей уже заканчивал, но в одном институте, среди одних и тех же педагогов, - поэтому общих тем и знакомых была масса!

"Чем попусту языком чесать, лучше бы Алексей поговорил с ним по поводу нас!" - хмуро подумала Анна.

Она посидела немного без дела, нашла таз, перемыла посуду, вытерла её, аккуратно по росту расставила на полке. К тому времени в мансарде всё уже затихло: видимо, уснули.

Анна вытащила со дна своей спортивной сумки "Записки у изголовья". Книга эта таинственным образом несколько раз возникала в её жизни...

- Погадать на вас, Арбузова?

Однажды в больнице лечащий врач вызвал её к себе в кабинет. Она заранее настроилась на очередную "задушевную" беседу с круглым доктором. А он померцал глазами (всё самое главное в них - не снаружи, а где-то глубоко за лунообразной лицевой стороной), вынул из пачки историй болезней заложенную между ними чистенькую книжку в переплете.

- Называйте номер страницы и строчку!

"Пусть обвалится ограда. Пусть водяные травы заглушат пруд, сад зарастёт полынью, а сквозь песок на дорожках пробьются зеленые стебли..."

- Ну и настроение у вас, Арбузова! - сказал доктор. - Мрак!

Тогда Анне была уже знакома Сэй-Сёнагон! Она просила одолжить книгу он даже подержать в руках не дал, даже дотронуться.

Теперь её собственная Сэй-Сёнагон лежала на коленях.

- Поразительно! - сказала Анна.

"Даже самые обычные люди радуются, если счастье улыбнётся их детям."

Япония конца первого тысячелетия и - о том же...

Анна встала, прошлась по хорошо пригнанным доскам пола, обнаружила одну скрипучую, "поиграла" на ней, спохватилась, что разбудит кого-нибудь из мирно спящей троицы, вышла на воздух...

Темный провал неба был изранен сверкающими звёздами.

В детстве они научились одной игре: на какое-нибудь слово, ситуацию или впечатление находили строчки из стихов, песен...

Теперь вдруг сам собой - впервые за последние годы - зазвучал в ушах старинный романс:

"Сияла ночь, луной был полон сад,

Сидели мы с тобой в гостиной у огня...

Рояль был весь раскрыт и струны в нем дрожали..."

- Не раскрыт, а разбит, - произнесла Анна. - Так будет вернее.

- Кто "разбит"? - спросил совсем рядом негромкий голос.

Анна чуть ли не с криком шарахнулась в сторону. Увидела Алексея.

- Зачем ты?.. Проверяешь скорость реакции?

- Нет - остроту твоего хваленого слуха.

- Хватит издеваться. Просто я задумалась.

- А я просто вспомнил, - уже в ином тоне продолжил Алексей, - что не спросил на сон грядущий свою нервную родственницу, как её спина поживает. Болит?.. Чего не спишь?

Он приземлился на ступеньку крыльца, потянул Анну вниз, заставил сесть рядом.

- Болит, - посетовала она. - Вот здесь... Всё время... - её рука, прижатая к груди, сжалась в кулак. - Мне кажется, это никогда не пройдёт, никогда не кончится.

- Пойди, поспи, - попросил Алексей. - Надо отдохнуть. Всё равно до утра сделать ничего не сможем.