Сволочь

— Чего? Какая десятка пик?

— Фокус ты показывал, помнишь? Карта, которую я тогда вытащил, была десятка пик.

Долговязый покачал головой.

— И давно к тебе память вернулась? — полюбопытствовал он.

— Как в глаз получил, так и вернулась.

Долговязый вздохнул.

— Да, — проговорил он, — жаль, что не я тебе в глаз засветил.

— А уж мне-то как жаль, — подхватил я. — Если бы ты мне тогда в глаз засветил, может, ничего такого и не случилось бы.

— Чего такого не случилось?

— Да ничего особенного. Вообще. Подрались бы тихо-мирно, забрали бы нас обоих в милицию, отсидели бы по пятнадцать суток, и на душе сейчас был бы просто рай.

— А у тебя на ней что, братан?

— Ад. Кромешный ад, сквозь который сочатся жиденькие коньячные струйки.

Долговязый хлопнул меня по плечу.

— Не гони минор, братан, сейчас мы твои струйки до рек расширим.

Он сбегал к буфетной стойке и вернулся с двумя полными стаканами.

— Вот, держи, — сказал он. — Антон Безруков — натура широкая.

— Ага. — Я хохотнул. — Прикольная у тебя фамилия для фокусника. А я…

— А ты — Майкл Джексон с Лукьяновского рынка. Помню, помню.

Мы с Антоном допили коньяк, попрощались с буфетчицей и отправились шляться по городу. Где-то пили, потом еще где-то и снова еще, пока Антон не сказал, что ему пора, и мы расстались, пьяно расцеловавшись на прощание. Потом я купил в гастрономе две бутылки коньяку, вернулся в Октябрьский, проник за кулисы и отыскал своих работников сцены — под пожарным щитом, с папиросами и портвейном в пластиковых стаканчиках.

— Здоров, циклоп, — ухмыльнулись они мне.

— Рад приветствовать вас, господа, — ответил я.

— Нифигасе, — удивились оба. — Выпить хош?

— Для того и пришел.

— Уважаем, — сказали они. — Токо вот третьего стаканчика нету.

— Выбросьте ваши стаканчики, — сказал я. — Будем пить по очереди из горла как культурные люди.

— Уважаем, — сказали они.

Мы выпили их портвейн, потом я достал из сумки бутылку коньяка, и мы пустили ее по кругу.

— Неслабый лошадьяк, — заявили они.

— А чего вы коньяк лошадьяком называете?

— А конь, что ль, не лошадь?

— Уважаю, — кивнул я.

Мы закурили.

— Признайтесь, — сказал я, — вы ведь тут, под этим пожарным щитом, родились?

— И умрем тоже тут, — ответили они.

— Уважаю, — сказал я.

Мы допили коньяк, и они помогли мне добраться до выхода из дворца.

— Мож, свидимся еще, — сказали они.

— Сто пудов, — ответил я. — Она ж предупреждала, что все мужчины, с которыми она рассталась, спиваются. Ждите пополнения в вашем полку.

На улице голова моя чуть проветрилась и очистилась, и я сумел пересчитать оставшиеся деньги и поймать такси.

— Куда едем? — поинтересовался водитель.

Я задумался. Домой мне не хотелось. Дома я бы просто умер.

— На Караваевы Дачи, — сказал я.

— Десятка.

— Пойдет.

Я сел в машину. Минут пятнадцать мы ехали молча, потом я спросил:

— Скажите, а если б у меня денег не оказалось, но я бы вам рассказал одну очень печальную историю, вы бы меня стукнули монтировкой? Вы бы сказали мне: «Ползи, братишка. Ползи по склону Фудзи»?

— А у тебя что, денег нет? — нахмурился водила.

— Деньги есть, — успокоил его я. — Деньги пока… немножко есть.

— А чего спрашиваешь?

— Так интересно же.

— Тупые у тебя интересы, — заявил водила. — Вот сядешь ко мне как-нибудь без денег, тогда узнаешь. — Он посмотрел на меня внимательней. — Ты, я смотрю, такие фокусы уже проделывал. От таксиста фингал заработал?

— Не-а, — я покачал головой, — он мне в наследство достался. от бабушки.

— Чего?

— Да так, ничего. Не обращай внимания. Сам же видишь — человек пьяный, несет хрень подзаборную. А забора нет, прислониться не к чему, опереться не на что. И все, кто с ней прощался, спивались.

— Приехали, — сказал водила, затормозив у Индустриального моста. — Деньги точно есть? А то монтировка у меня под боком, будешь ползти, братишка, по своему склону.

— Деньги точно есть, — кивнул я, доставая из кармана червонец. — Спасибо тебе, золотой человек. А за ползучего братишку — отдельно.

От Индустриального моста я, спотыкаясь, добрался до общежития, где жили мои друзья, поднялся на третий этаж, постучал к ним в комнату и, не дожидаясь приглашения, ввалился внутрь.

— Привет, — сказал я. — Все как договаривались. Конгресс закончился, и я пришел отметить с вами…

— Мама дорогая, — присвистнули мои друзья. — Да ты уже, кажется, десяток конгрессов отметил.

Я замотал головой.

— Ни ад-на-во, — по слогам произнес я. — Все это так. причуды воспаленного либидо. Главное, что все, кто с ней попрощался, спиваются.

Я достал из сумки бутылку коньяка и, прицелившись, водрузил ее на стол.

— Люсьена уехала?

— Не-э знаю, — преувеличенно бодро ответил я. — Может, она только сделала вид, что садится в поезд, а сама сейчас рыщет по ночному городу верхом на леопардихе и пытается меня найти. А вот только хрен ей по всей рыжей гриве! Я попрощался и спился. Хотите расскажу, как у нас все было? Это не я, это она велела рассказать друзьям о заба-а-авном приключении с укротительницей леопардов. Она их столько укротила. Это какой-то ужас! Так рассказать?

— Ты бы лег поспал, — посоветовали мне.