Сын

А в том году спокойном, двадцать третьем,Когда мой мальчик только родился,Уже присматривалась к нашим детямТа сторона, ощеренная вся.Гигантский город видел я когда-тоВ зелёных вспышках мертвенных реклам.Он был набит тщеславием, как ватой,И смешан с маргарином пополам.В том городе дрались и целовались,Рожали или гибли ни за что,И пели «Deutschland, Deutschland uber alles…».

Всё было этим лаком залито.…Как жизнь черна, обуглена. Как густоЗаляпаны разгулом облака.Как вздорожали пиво и капуста,Табак и соль. Не хватит и мелка,Чтоб надписать растущих цен колонки.Меж тем убийцы наших сыновейСпят сладко, запелёнаты в пелёнки,Спят и не знают участи своей.И ты, наш давний недруг, кем бы ни был,С тяжёлым, бритым, каменным лицом,На женщин жаден, падок на сверхприбыль, —

Ты в том году стал, как и я, отцом.Да. Твой наследник будет чистой крови,Румян, голубоглаз и белобрыс.Вотан по силе, Зигфрид по здоровью, —Отдай приказ — он рельсу бы разгрыз.Безжалостно, открыто и толковоЕго с рожденья ввергнули во тьму.— Такого сына ждёшь ты? — Да, такого.— Ему ты отдал сердце? — Да, ему.Вот он в снегу, твой отпрыск, отработан,Как рваный танк. Попробуй оторви

Его от снега. Закричи: «Ферботен!» —И впейся в рот в запёкшейся крови.Хотел ли ты для сына ранней смерти?Хотел иль нет, ответом не помочь.Не я принёс плохую весть в конверте,Не я виной, что ты не спишь всю ночь.Что там стучит в висках твоих склерозных?Чья тень в оконный ломится квадрат?Она пришла из мглы ночей морозных.Тень эта — я. Ну как, не слишком рад?Твой час пришёл.                 Вставай, старик.

                                  Пора нам.Пройдём по странам, где гулял твой сын.Нам будет жизнь его — киноэкраном,А смерть — лучом прожектора косым.Над нами небо, как раздранный свиток,Всё в письменах мильонолетних звёзд.Под нами вспышки лающих зениток.Дым разорённых человечьих гнёзд.Снега. Снега. Завалы снега. Взгорья.Чащобы в снежных шапках до бровей.Холодный дым кочевья. Запах горя.Всё неоглядней горе, всё мертвей.