Сын детей тропы (СИ)

— Мы отказались. Нам нужна лишь та земля, где растут белые деревья Шепчущего леса. И мы не хотели становиться орудием Свартина, вставать между ним и гневом детей тропы.

Шогол-Ву кивнул.

— Свартин выслушал, и мы дали ему уйти. Нарушителей давно не бывало, так давно, что старый закон казался слишком жестоким, вдобавок Свартин явился с даром… А потом он вернулся, убил вождя и взял камень. Он думал, обретёт силу, глупец, но сила даётся не так. Слушай: кто отнимает камень или крадёт его, тот слышит голоса ушедших, и мёртвые встают, но не по его воле. Свартин украл, и я не удивлена, что он лишился рассудка. Так камень у тебя?

Шогол-Ву поколебался.

— У Ната, — сказал он.

— У сына полей? Он сам взял, не просил тебя? Это хорошо для тебя… и плохо для него.

— Ты сказала, краденый камень не приносит добра, и всё же сама хотела его украсть. Значит, ты знаешь, как с ним управиться. Говори.

— Знаю.

Дочь леса примолкла. Расправила платок, укутала плечи. Поглядела печально.

— Камень отдают добровольно. И тот, кто его получит, обретёт полную силу: сможет решать, кого поднять, и услышит мёртвых, если захочет сам. А тот, кто отдал, станет белым деревом. Таким, как в нашем лесу. Старый вождь всегда передавал камень другому, когда приходил срок.

— Значит, ваши деревья…

— Вожди. Это всё вожди прошедших лет, и они ещё живут. Хранят покой спящих богов, говорят с душами, берегут наше племя. А дети полей взялись за топоры! Камень нужно вернуть.

Шогол-Ву помолчал, раздумывая.

— Ты была готова стать деревом?

— О нет, не деревом. Белым деревом станет тот, кто сам получал камень в дар. А тот, кто украл его или отнял силой, станет лозой раздери-куста, проткнёт сам себя острыми шипами, будет истекать соком, но не умирать. Вечно чувствовать боль. Если порядок нарушен, нужна жертва, чтобы всё исправить.

— А если бросить камень?

— Исход тот же. Только если украдут или отнимут силой…

Шогол-Ву поднялся и склонился над костром, скармливая ему хворостины. Долго молчал. Наконец спросил:

— И кто же он, достойный камня? Тот, ради которого ты согласилась принять мучительную смерть, и кто даже не пошёл с тобой?

Дочь леса ответила, глядя в сторону:

— Тот, с кем мы обменялись сердцами. Он стал бы вождём после моего отца.

— Так почему ты здесь одна, Хельдиг, дочь вождя?

— Он думал… думал, люди поймут, что камень несёт им только зло, и сами его вернут. А в то, что боги проснутся, он не верил.

— Я понял. Благодарю, что рассказала мне. Я говорил, что ты слаба, и признаю перед богами: я ошибался.

Шогол-Ву поднялся, недолго постоял, кивнул и зашагал прочь.

— Подожди! — воскликнула за спиной дочь леса. — Куда ты идёшь?

Он не ответил.

Дочь леса нагнала его, схватила за руку, силясь остановить, но у неё не вышло.

— Подожди!.. Ты хочешь забрать камень?

— Я отдам его тебе. Ведь так ты получишь силу и остановишь проклятие, что пошло по этим землям? Трус, что отсиживается за чужой спиной, недостоин камня. Ты, Хельдиг, дочь вождя, достойна.

— Мне не нужна эта жертва! Стой!.. Да стой же!

Шогол-Ву остановился. Глядя дочери леса в глаза, отвёл её руки.

— Я был чужим в своём племени, — сказал он. — Я чужой в землях людей. Может быть, и на дальних берегах, куда стремился, я не нашёл бы дома. Что, если боги уготовили мне этот путь? Возьми рогачей. Ты поедешь прочь так быстро, как сможешь, пока Двуликий не…

— Нет, нет! Этого я не хочу!

— Разве не ты готова была спасти племя и этот мир, не думая о цене? Не ты говорила, что если одна жизнь может быть отдана ради многих других, то это разумный выбор?

Она посмотрела на него с мольбой.

— Прошу, позволь мне самой! Легче принять боль, чем расплатиться чужой жизнью. Я знаю: если пожертвуешь собой, лоза оплетёт моё сердце и будет терзать до последних дней.

— Возьмёшь моего зверя. Её зовут Хвитт. Я не хочу бросать.

— Не нужно! Владеть камнем — удел мужчин, удел вождя, и ради него я должна… Прошу, остановись!

Шогол-Ву взял её за плечи, отстранил с пути и пошёл дальше.

Дочь леса нагнала, торопясь, и вновь повисла на рукаве, тревожа раненую спину. Запятнанный дёрнул рукой, но лишь на миг стряхнул чужие ладони.

— Я сказал, возьми рогачей и будь готова. Ты послушаешь меня?

— Нет, нет! Я сделаю всё сама!

Здесь, далеко от костра, в тенях вечников, он не видел её лица, но слышал слёзы в голосе. Протянув руку, Шогол-Ву сорвал платок с плеч дочери леса, наклонился и пропустил его под торчащим корнем. Поймал её, замершую, не понимающую, и усадил силой. Обхватил запястья одной ладонью, до того тонкие, и связал. Она рвалась и умоляла, пока он трудился над узлами. И когда уходил, долго слышал её голос.

В какое окно стучать, Шогол-Ву не знал. Но гадать и не пришлось: ставни были закрыты неплотно, и наружу свисала верёвка. Он взялся за неё. Спина отозвалась болью.

Шогол-Ву стиснул зубы и полез.