Сын Эльпиды, или Критский бык. Книга 2

По дороге я усиленно раздумывал, чем могу помочь моим карийцам и Артабазу: но ничего не приходило в голову. Я опять был нищ и уничтожен – более нищ, чем когда-либо… Я мог бы попытаться устроить для товарищей побег – но для этого, опять-таки, нужно иметь деньги и преданных помощников! Я даже не знал, как заговорю об этом с Анхес: и решил выждать, пока мы не приедем в Коптос, чтобы осмотреться. Возможно, решение созреет само и вдохновение осенит меня нежданно, как не раз бывало!

Когда мы ступили на землю Коптоса – «Гебту», я сразу вспомнил строгие пирамидальные формы древнего города, белые дома с яркими зигзагообразными орнаментами, портретами животных и звероголовых богов, занимавшими целые стены. Это был настоящий Юг. Мы опять как будто совершили путешествие не только вглубь страны, но и назад в прошлое… Или, вернее, здесь возникало ощущение, будто течение времени прекратилось.

Анхес встретила пожилая служанка-эллинка, по имени Ианта, когда-то принадлежавшая бабушке. Когда мы вошли в прохладную столовую и присели, навстречу хозяйке с радостными воплями выбежали двое черноголовых детишек: девочка сразу же забралась к матери на колени, а мальчик принялся теребить ее юбку.

Я подхватил малыша Хнумсенеба на руки, и он совсем не испугался. Мальчик сразу принялся что-то оживленно мне рассказывать на своем языке; а когда я спустил его с колен, убежал и вернулся со своими игрушками, мячиком и волчком, хвастаясь ими.

«И он будет расти без отца», – подумал я с болью.

Потом Ианта отвлекла детей и увела их. А мы с Анхес отправились совершить омовение и переодеться с дороги: молодой слуга, которого я помнил, предложил мне одежду, оставшуюся от хозяина. Конечно, люди этого дома были изумлены моим появлением, но не задавали вопросов.

Потом госпожа позвала меня обедать.

– Ты будешь спать в комнате Исидора. Не боишься? – повторила она вопрос, который уже задавала на лодке.

Я был уязвлен; но тут вспомнил о змее, погубившей сразу хозяина и слугу, и мне стало не по себе… Однако я, разумеется, с благодарностью принял предложение.

Мы завершили трапезу миндальным печеньем и вкусным вином Дельты. Потом Анхес предложила мне отдохнуть; и мы разошлись по своим комнатам. Я некоторое время ворочался, думая об Исидоре; но потом крепко уснул.

Когда завечерело, слуга-египтянин разбудил меня. Он сказал, что госпожа приглашает меня на прогулку.

Сейчас?.. Я догадался, куда Анхес хочет меня повести; и сердце мое стеснилось тоской. Пока я не увидел гробницу Исидора, он все еще представлялся мне живым.

Анхес ждала меня, одетая в синий калазирис и многорядное ожерелье с лазуритовым скарабеем. Она тронула меня за плечо ладонью, покрытой хной, – в знак высокого происхождения: ведь Анхес была египетской аристократкой, пусть и лишенной семьи.

– Идем, – просто сказала она.

Снаружи нас ждали носилки: госпожа использовала в качестве носильщиков своих гребцов. Они не были ее рабами, но служили за плату.

Нас быстро доставили в некрополь, и мы вышли наружу у самых дверей усыпальницы. Солнце уже садилось – я помнил, что в пустыне закат недолог: когда мы вернемся, будет ночь.

Один из носильщиков зажег факел, и Анхес взяла его.

– Гробница не запечатана. Я часто оставляю моему мужу приношения, – сказала она: голос ее задрожал. Египтянка первой вошла в низкую квадратную дверь; признаюсь, что я последовал за нею с некоторой робостью… Я спустился по ступенькам, вырубленным в известняке, и попал в ярко расписанную квадратную комнату.

Анхес уже стояла там – я увидел посредине на возвышении серый гранитный саркофаг. Увидев, что я вошел, египтянка осветила стены, одну за другой.

– Это наша жизнь, запечатленная в вечности…

Исидор, его жена и дети были изображены в многочисленных семейных сценах, полных теплоты: за столом, в саду, катающимися на лодке, на охоте… Обычно египетские художники, украшающие гробницы, придерживаются канонов, и сходство с натурой бывает не слишком велико. Но эти изображения вышли очень живыми.

– А вот здесь мой муж и твой друг, – сказала Анхес, проведя ладонью по столбцам иероглифов, вырезанным на крышке саркофага. – Можешь взглянуть на него.

Ужаснувшись, я подумал, что ослышался… неужели египтянка могла предложить такое? Не сошла ли она с ума?

Но тут я увидел, что Анхес улыбается! На лице молодой вдовы было написано торжество – и вдруг я разгадал тайну, что не давала мне покоя все дорогу!

– Внутри ничего нет, – прошептал я, глядя на египтянку во все глаза. – Исидор жив… и вынужден скрываться, правда?

– Я надеюсь, что так, – ответила она; и улыбка ее погасла. – Поверь мне, экуеша, – каждый раз, когда я прихожу сюда и возжигаю благовония, мой супруг становится для меня мертвым…

Мы поднялись наверх – было уже темно и жутко, вдалеке слышался хохот гиен. Мы вернулись домой, не обменявшись ни словом. Анхес зашла к детям, а потом снова пригласила меня в столовую: и когда мы сели, я услышал всю правду.