Сын игромана

Оставалось надеяться на лучшее. Закрыть секцию восточных единоборств поможет и Комитет образования, и полиция, где работает тетя Дениса, – так что это не будет выглядеть личной инициативой Людмилы Викторовны. Ну, а что касается мелькнувших на мгновенье надежд… Что ж, видимо, ей на роду написано оставаться старой девой. Никто не собирается ее расколдовывать, превращать из лягушки в Василису. Надо с этим жить. Каменное кольцо женского одиночества – ведь оно в то же время и защищает от многих опасностей, которым подвержены красивые, привлекательные, любимые.

Как ни странно, Людмиле теперь частенько докучал совершенно неподходящий на эту роль человек – школьный психолог Артур Федорович. Он наведывался в класс вечером, когда ребята уже разошлись, и мешал заниматься делом (вот сегодня его нет – она все тетради за неделю проверила), с неутомимым терпением расспрашивал о жизни. Его интересовало буквально все: где она была, что делала, о чем думала, с кем про что говорила. Конечно, Людмила не выкладывала своих сокровенных тайн, но и не отвечать совсем было бы невежливо. Она предпочитала держаться золотой середины: где была? Да здесь, конечно же, в школе. Каждый день, кроме выходных, она проводит здесь, ведь у нее полная недельная загрузка. Что делала? Конечно, вела уроки, как всегда. О чем думала? Да здесь разве дадут подумать, Артур Федорович, миленький! Только успевай следить за детьми, а до раздумий, как говорится, руки не доходят!

Иногда он делал ей комплименты: и такая-то она умная, и своеобразная, и уж так-то с ней приятно проводить время! Людмиле оставалось только недоумевать: неужели в моду вошли вдавленные лягушачьи лица да манера держаться синим чулком? Наверное, так и есть, ибо впервые в ее жизни появились один за другим два мужчины, проявляющие к ней внимание.

За дверью покашляли, и немолодой хорошо поставленный голос манерно спросил: «Разрешите войти?» Значит, опять принесло Артура Федоровича. Ничего не поделаешь, как гласит французская пословица: «Когда вспоминают о солнце, видят перед собою его лучи».

– Я вам помешал? – лицо старика изобразило озабоченность, хотя он не мог не догадываться, что мешает ей из разу в раз, с уже устоявшимся постоянством.

– Входите, Артур Федорович. Садитесь.

– Благодарю вас. Ну и денек, разрешите доложить. Все вокруг бегают как ненормальные, а между тем никакой причины для беготни как будто не видно… Ну а у вас что новенького?

– Никаких особенных новостей. Вот тетради проверяю.

– Ах эти тетради, куда от них только деться! – театрально закатил глаза психолог, сам никогда не занимавшийся этим каторжным учительским трудом. – Скажите, Людмила, а дома вы тоже их проверяете?

– Случается. Почему вы спрашиваете?

– Мне было бы очень интересно узнать, чем вы занимаетесь дома. Такая целеустремленная женщина…

– Дома, Артур Федорович, все женщины одинаковы: стирка – плита – уборка…

– Но вы ведь особенная! Вы ни на кого не похожи… – он заглядывал ей в глаза, а между тем в его собственном взгляде было не только желание польстить. Неприятно бегающий взгляд, напряженный и что-то скрывающий, может быть, виноватый… Разве так смотрит мужчина, которому понравилась женщина?

– А теперь мне хочется попросить вас об одном маленьком одолжении…

– Пожалуйста, – облегченно откликнулась Людмила: оказывается, ему просто что-то нужно! – Пожалуйста, говорите. Если смогу, постараюсь вам помочь.

Несколько секунд он как будто собирался с духом и вдруг выпалил:

– Подарите мне что-нибудь на память! Какую-нибудь маленькую вещицу: платочек, или там салфетку, или бумажный цветок…

Признаться, эта просьба Людмилу ошарашила. Она все-таки считала психолога умней, чем он оказался на самом деле. Ну и манера ухаживать, как в слащаво-сентиментальной мыльной опере!

– Простите, я ни салфеток не вышиваю, ни цветов из бумаги не делаю. Впрочем, если вы любите такие вещи, подойдите, пожалуйста, вон к тому шкафу. Там у нас за витриной выставка «Умелые руки»…

– Но я имел в виду другое… чтобы вы дали мне свой сувенир…

– Знаете что, Артур Федорович…

В этот критический момент ее позвали в учительскую. Нянечка, звеневшая ведром в коридоре, просунула в класс повязанную тряпицей голову:

– Милушка, тебя к телефону! Шла от учительской, велели сказать!

– Спасибо, теть Маш, я сейчас, – она повернулась к психологу, радуясь, что трудное объяснение можно отложить. – Слышите, Артур Федорович, мне надо идти…

– А вы ждете от кого-то звонка? – весьма нахально полюбопытствовал этот странный тип.

– Возможно, жду. Это касается только меня, – одернула его Людмила.

На самом деле ей собирались позвонить из методического кабинета округа, но почему она должна посвящать в свои дела посторонних?

– Простите меня. Кажется, я вам докучаю…

Его лицо на секунду приняло сконфуженное выражение, но тут же вновь засияло искательной улыбкой:

– Можно подождать здесь, пока вы вернетесь?