Сын игромана

И еще одна ночь прошла, а на следующее, то самое, утро шакал бегал вокруг нее как лиса, суетился, заглядывал в глаза. Вале хотелось надеть свои старые спортивные брюки с полосками, неизменно служившие ей в походах двенадцать лет, и столь же верную старую ветровку. Но все это осталось дома, в ее бесценной коммуналке, при воспоминании о которой перехватывало горло. Дорогой спортивный костюм, купленный шакалом, оказался на два размера мал. Он недооценил Валю, для него она была меньше, чем на самом деле. Хоть бы он и вправду ее недооценил !

Шакал опять сходил в магазин и вернулся с новым костюмом, точно таким же, но большего размера. Он даже не попытался обменять старый, просто заплатил второй раз. Конечно, зачем ему мелочиться, если дядя-террорист готовит своему спасителю «крупный сумма», чтобы жить как «Алладин с лампой»?

Валя оделась, обула новые кроссовки, повязалась своим, прежним, платочком, который лежал у нее в сумке. Там же валялась нераспакованная пачка анальгина, купленная ею в тот самый день – первый день эпохи Алишера. Все последующие дни ее так крутило счастливым вихрем, что не нашлось минуты перетряхнуть сумку. Интересно, удастся ли ей проглотить тайком несколько таблеток перед тем, как ее начнут избивать?..

Появился шакал с походной сумкой через плечо. Он взял Валю под руку – как она прежде любила опираться на его руку! – и повел на улицу. Там они сели в такси. И всю дорогу до клуба шакал стерег ее каждое движение: как посмотрела, куда повернулась, как дышит. Но он не мог бы определить, решилась она или нет… потому что Валя сама еще этого не знала.

* * *

Перед клубом уже стояли ребята со своим барахлишком, уложенным в заранее розданные рюкзаки. Их счастливые мордочки сияли от предвкушения удовольствий. Действительно, они не захотят понять Валю, даже если ей удастся выкрикнуть, что конечным пунктом похода является невольничий рынок в Турции, детский сектор. Шакал заглянул в проулок, махнул кому-то рукой – из-за угла медленно выполз, покачивая выпуклыми боками, междугородний автобус с белыми наголовниками на креслах. В глазах провожающей на крыльце старухи вспыхнули гордость и удовольствие…

Автобус произвел на детей впечатление: они притихли, с уважением оглядывая внушительную машину, а потом стали робко подтягиваться к дверям. Шакал словно клещами стиснул Валин локоть, понимая, что в этот последний момент угроза разоблачения с ее стороны особенно велика. Шофер, еще смуглее шакала, выглядывал в окно и корчил детям одобрительно-дружеские гримасы. А рядом с ним в кабине сидел еще человек постарше, тоже смуглый, но предпочитающий себя не афишировать. Не иначе как сам дядя…

* * *

Пока оба они находились достаточно далеко, Валя вдруг резко дернулась и завернула держащую ее руку вверх, к лопатке – известный болевой прием самообороны. Не ожидавший этого шакал согнулся пополам, а она отпрыгнула в сторону и заорала благим матом:

– Никто не садится в автобус, это ловушка! Идите все по домам! – И тут же почувствовала, как ее начинает трясти, раскачивать из стороны в сторону для того, чтобы шмякнуть головой о борт автобуса. Оказывается, мгновенная смерть тоже страшна… да еще как… Помогите!!!

* * *

– Проснись, Валия! Тебе страшный сон.

На секунду Валя подумала, что страшным сном было вообще все, начавшееся со вчерашнего вечера, а над ней склоняется ее милый, навсегда родной Лев Аллаха. Но перехватив его льстивый и в то же время угрожающий взгляд, поняла: шакал. И все правда, а сном было лишь то, что Валя решилась протестовать. Решится ли она на самом деле?..

Тянулась глухая ночь.

24

Людмила Викторовна закончила проверять тетради, да так и осталась сидеть, вложив ручку в последнюю из них и устремив взгляд в окно. Ее мысли занимало недавнее посещение секции восточных единоборств. Пока еще она не приняла никаких мер по ограждению детской психики, раздумывая, как это лучше сделать. Надо, наверное, посоветоваться с тетей Дениса Короткова, которая работает в детской комнате полиции. Или действовать через Комитет образования?

Что касается ее лично, она могла себя похвалить: правильно поступила, не клюнув на подброшенный ей крючок мужского интереса. Даже если допустить, что приманкой на крючке было искреннее чувство. Проглотив такую наживку, Людмила неизбежно оказывалась втянутой в иное мировоззрение и тогда уже не смогла бы с полной отдачей защищать детей.

Одно время она боялась, не станет ли каратист ее преследовать. Пока он этого не делал. Не встречал на улице, не звонил по телефону. Еще существовала психологическая опасность: если Ким в самом деле обладает какими-то особыми знаниями и приемами гипноза, то Людмила вполне может оказаться их жертвой. Ведь сама она ничего в этом не смыслит и, следовательно, не сможет себя защитить. Ей нечего противопоставить Киму в той области, где начинается душевное, неизведанное.