Сын Сталина

Давно, шестнадцать лет тому назад, патаны[39] взяли Баг штурмом, и потом их пришлось целых три дня выколачивать оттуда. Их бомбили с самолётов, расстреливали из гаубиц, даже пробовали использовать газ, но только на третий день, когда против патанских позиций собрали целых две английские бригады, полбатальона сикхов и столько же гуркхов, их удалось выковырять из окопов и горных убежищ. Да и то грязные патаны скорее сами отошли, а при этом ещё ухитрились затянуть преследовавших их под огонь замаскированных горных пушек…[40]

– Господин сержант, сэр, – Анрита вытянулся, как и полагается при обращении к начальнику. – Вон там, посмотрите. Пастух.

Из-за дальнего поворота с патанской стороны показался замотанный в грязное тряпье человек с длинной палкой в руках. Ей он гнал перед собой штук десять тощих овец.

– Что ещё за чучело? – поинтересовался Анрита. – Господин сержант, сэр, нельзя его пропускать, а не то наши повара купят это, а нам потом зубы об жилы стирать. Мяса-то в этих овцах только на офицеров и хватит, а нам – кости да жилы…

Сержант Нуру кивнул. Он и сам не собирался пускать этого патана в Баг. Во всяком случае – бесплатно. Вот если у него найдется банж[41] или шестипенсовик… Хотя откуда у оборванца шестипенсовик?

Он вышел на середину дороги и требовательно поднял руку:

– Стой! Кто?! Куда?!

Оборванец, однако, не остановился, а залопотал что-то на своем тарабарском языке. Ясно слышалось только «Баг» и «ангрези». Должно быть, он объяснял, что желает продать своих худосочных баранов в Баге, где за них дадут больше, чем на патанской стороне.

– Да пошел ты в ад со своими баранами! – заревел Дарджул. – Проваливай!

Патан явно не понимал человеческого языка. Сержант Нури решил показать своим солдатам, как должно объясняться с грязными дикарями. Он подошел к оборванцу, ухватил его за плечо и попытался развернуть, чтобы пнуть его на дорожку в тощий зад.

То, что произошло потом, не успел понять никто из гуркхских стрелков. Длинная палка в руках патанского пастуха вдруг свистнула в воздухе и с силой ударила сержанта в грудь. Тот потерял дыхание, а палка описала в воздухе полукруг и по всем правилам Маг Цзал врезалась сначала в висок рядового Чумбе, потом – в глаз рядового Анрита. Тот осел на землю с залитым кровью лицом, а палка продолжила свое движение и обратным ударом ткнула в горло последнего из стрелков, и гуркха рухнул с пробитым кадыком.

А палка уже прижала к земле сержанта Нури. Босая нога отшвырнула в сторону винтовку, возле глаз сверкнуло длинное лезвие хайбера,[42] и твердый юношеский голос спросил по-английски:

– Где расположены другие посты? Отвечай, мартышка, если не хочешь, чтобы я отрезал тебе яйцо и запихал его в твою вонючую глотку.

И тут сержант Нури успокоился. Так может говорить только настоящий сахиб-джентльмен, который закончил Сандерхерст.[43] Это значит, что сахиб просто проверяет готовность гуркхских стрелков умереть за короля. Что творится с остальными рядовыми, сержант не видел, а потому и не подозревал, что они уже умерли. Разумеется, за короля.

– Я ничего не скажу тебе, враг, – ответил Нури с достоинством, максимально возможным для того унизительного положения, в котором он сейчас пребывал. – Гуркхи не предают!

Молодой сахиб в лохмотьях патана пожал плечами, а через мгновение пленник отчаянно извивался, с ужасом глядя на кровавый комочек в руке мучителя. Он бы и орал на весь Хайберский проход, но его рот плотно заткнул комок вонючей овечьей шерсти…

– Это – раз, – спокойно сказал сахиб с глазами цвета горного льда. – Повторить, или ты готов отвечать?

Нури кивал так, что становилось страшно: вдруг его голова оторвется?

– Попробуй только крикнуть, и это будет твой последний миг в этом грешном мире, – произнес сахиб, теперь уже на тибетском.

Сержант и не пытался кричать или обманывать страшного сахиба. Он быстро изложил все, что знал о защите Бага, показал на карте огневые позиции и даже не почувствовал, когда длинный пуштунский клинок взрезал ему яремную вену. Просто словно заснул…

– …Шах-заде Искендер, ты хочешь пойти туда один? – Веселый молодой малик Рахима́ даже языком прицокнул от удивления, – Совсем один? Но там же не меньше трех сотен воинов! Половина – сикхи, а половина – ангрези!

Сашка молча кивнул, продолжая переодеваться. Он уже скинул лохмотья пастуха, надел камуфлированный костюм и теперь возился с экспериментальным жилетом-разгрузкой. Молодой таджик – старший сержант из группы быстрого реагирования Пянджского погранотряда, помогал ему застегнуть ремешки и подогнать жилет по фигуре.

– Но как может один человек справиться с тремя сотнями?! – пораженно вздохнул Рахима. – У нас есть великие воины, и некоторые могут совладать, ну, пусть с пятью, пусть даже с семью сикхами в одиночку, но…

Белов молча проверил бесшумный пистолет-пулемет Симонова, разложил по кармашкам снаряженные магазины. Буденный успокаивающе махнул рукой:

– Ну, так у вас, поди, ваши пахлеваны – не дети товарища Сталина, а?