Сын Ветра

Не сговариваясь, они бросились вон из комнаты. В своём нынешнем облике Гюнтер дал бы Регине фору в беге с препятствиями, но доктор, в отличие от него, знала лабиринты посольства назубок. Поэтому Сандерсон, как и подобает кавалеру, пропустил даму вперёд. Копыта громко топотали по затёртому узорчатому паркету, грозя проломить изящные дощечки. Когда под ноги ложились ковровые дорожки, топот делался заметно глуше. Коридор. Лестница. Холл. Другой коридор. Яростный клич. Треск. Шипение. Ещё один вопль, больше похожий на рычание. Да что там творится, чёрт возьми?!

Они вылетели во двор — и застыли.

Во дворе шла битва.

По двору метался джинн — вихрь раскалённой плазмы. Жаркое пламя его тела ярилось и выло подобно стае волков, идущих по следу. Вне досягаемости волчьих клыков, неотрывно следя за взбесившимся джинном, мелкими шажками скользил по двору, как по льду, темнокожий брамайн, украшенный серьгами из рога антилопы. В ответ на выпады джинна чёрный трезубец брамайна издавал угрожающий треск. На остриях расцветали пучки колючих голубых искр, готовые слиться в разящую молнию.

«Запрещено убивать джиннов без причины, — вспомнил Гюнтер. — Даже притеснение неверующих джиннов порицаемо и запрещено». Кажется, гуру не читал трудов шейха Абу Аббаса.

— Артур!

Крик Регины джинн пропустил мимо ушей. Джинн был занят. Огненной кометой он взмыл в небо, желая обрушиться… На брамайна, охнул Гюнтер. Нет, не на брамайна. По крутой параболе Артур Зоммерфельд падал на чашу высохшего фонтана. В чаше, треснувшей от сокрушительного удара, запрокинув лицо к мутным небесам, лежал бесчувственный Натху. Могучее тело бессильно обмякло, правая рука свесилась вниз, закатившиеся глаза блестели мутными белками.

— Om! Tryambakaṃ yajāmahe[11]!..

Куда и делся Рудра Благой, знаток восьмидесяти четырёх тысяч разнообразных асан! Его сменил Рудра Пашупати, Хозяин Зверей — беспощадный охотник на любую, самую опасную дичь. Горакша-натх прыгнул с места, как леопард, чью шкуру носил. Балансируя, словно балерина в сумасшедшем пируэте, брамайн встал на краю чаши, закрыл собой мальчика, живого или мёртвого, воздел трезубец навстречу джинну. Артур извернулся в последний миг, прошёл впритирку к смертоносным лезвиям. Его и брамайна поглотил ярящийся костёр. В костре кипела смола, черней ночи, черней предательства — рвала пламя в клочья, расшвыривала в стороны ярко-красными хлопьями, и те угасали на лету.

Не давая врагу опомниться, Горакша-натх снова прыгнул, взлетев над костром — и беркутом, завидевшим добычу, пал на врага. Искря голубой смертью, трезубец устремился к Артуру, сопровождаемый живой, развернувшейся в атаке лентой. Кобра, что служила брамайну поясом, яростно шипела, готовясь вцепиться в джинна ядовитыми клыками.

Джинн вскинул руки.

Навстречу кобре с трезубцем хлестнули два испепеляющих бича. Казалось, даже мраморная статуя обратится в прах, угодив в этот крематорий. Но пламя лишь снесло обоих бойцов с каменной чаши, разбросало в разные стороны. Артура отшвырнуло к кустам самшита, брамайна — к оливе, чья крона вспыхнула от жара. Горакша-натх пошатнулся, но устоял. Кобра раздувала капюшон, разевала пасть; трезубец вибрировал от напряжения — огонь исчезал в змеиной глотке, растекался по остриям, по древку; всасывался, иссякал.

«Баланс, — всплыло в памяти Гюнтера. — Регуляция тонких каналов…»

— Что вы делаете?

— Перераспределяю энергию внутри ауры.

— Натху!

Его сын! Он жив? Мёртв?!

Забыв о брамайне и Артуре, кавалер Сандерсон рванул к фонтану. Мигом ранее на его глазах Горакша-натх демонстрировал невероятные возможности своего нового тела. Взгляни Гюнтер на себя со стороны — поразился бы ещё раз. Расстояние до фонтана он сожрал, как огонь сухую траву. Вспрыгнул на край чаши, на то место, где мигом раньше стоял брамайн; припал ухом к груди сына, запоздало срывая с мозга намертво въевшиеся блоки защитного периметра.

Так срывают присохшие бинты.

Безумный коктейль ощущений, физических и психических, чуть не свел Гюнтера с ума. Хрип дыхания. Багрово-красная боль. Гулкие удары сердца. Иная боль, чёрная с прозеленью. Третья: шершавая, занозистая. Толчки крови в сосудах. Страх тоже был, но он прятался на периферии и едва улавливался. Страх тонул в отчаянии, в детской обиде: «Как же так? Почему? Я что, не смог?!»

Жив!

Это главное.

Боль, отметил Гюнтер-невротик. Надо купировать. Срочно! Нет, возразил Гюнтер-медик. Сначала надо определить источник. Найти повреждения. Мы не хирурги, кричал невротик. Не травматологи! Тут нужен профильный врач! По телу, а не по разуму! Зови, согласился Гюнтер-медик. А я пока найду места повреждений. Уж первую-то помощь мы оказать сможем?

— Врача! Скорее!

Крик заполошным эхом отразился от стен. Глупый, жалкий. Но Гюнтер продолжал кричать, скользя внутренним взглядом-зондом вдоль пульсирующих нейронных волокон к очагам болевых ощущений. Артур и Горакша-натх продолжали сражение, следовало поторопиться.

Всплеск пламени.

Промельк чёрной молнии.