Сыновья идут дальше

Приехал командир бронепоезда. Ему сказали:

— Телефоны вам поставить не можем. Нет у нас таких.

Командир только махнул рукой. А красноармейцы из команды говорили, что они уже давно обходятся в поезде без телефона. Командир, хотя бы и под обстрелом, выходит наружу и знаками показывает машинисту, насколько взять после залпа вперед или назад, и знаками же подает номерному дистанцию. Командир был озабочен только одним:

— Площадки на пульманах у меня пустые. Ни ломов, ни костылей. Если авария, дальше не пойдешь.

— Ломы, костыли дадим. Это у нас есть.

— Выручите меня. — Командир не требовал, а говорил просяще. — Шпалы нужны, рельсы, крестовину не мешало бы. Ведь бронепоезд сам чинит путь. А не починишь — пропадешь в ловушке.

— Шпалы? Рельсы? Это где же взять?

Обратились к Адамову. Он вздохнул:

— Придется раздеть один наш двор.

И все поняли, что из инженеров только Адамов решился бы отдать такое распоряжение.

Красноармейцы взяли ломы и отправились на задние пути завода, куда уже давно не ходили паровозы. Там они сняли рельсы, шпалы, крестовину.

Наутро после того, как пришел с возом Чебаков, вернулись из города подростки. Они неохотно говорили о своей поездке. Ездили они туда с путевкой комсомольского комитета. Путевку написали на пятерых, но к ним пристали еще десять. В комнатах комсомольского комитета Петрограда они увидели огромную надпись: «Иду в бой». Комитет целиком ушел на фронт. Осталась тройка. Тройка приняла пятерых в отряд. Остальным было сказано, что они слишком малы, даже для комсомола. Но это уж куда ни шло, а на фронт все-таки их не возьмут. Тогда десять человек пошли в штаб обороны. Там посмеялись, но отделаться от подростков было не легко.

— Да вы винтовку не подымете!

— Я картошку таскал.

— Из печки таскал?

— Нет, мешками!

— Но-но! Не показывай силу, поставь машинку на место. Разобьешь!

— Ладно, — решил какой-то товарищ, которого подростки считали главным. — Доктор вас осмотрит. Если годитесь, возьмем в отряд.

В любой войне, как бы жестоко она ни протекала, бывают свои неожиданные улыбки. Они могут позабавить даже угрюмого человека. Эта улыбка тотчас забудется и вспомнится не скоро. А когда вспомнится, то снова рассмешит угрюмого человека, хотя бы он стал намного старше.

Так случилось и сейчас в штабе обороны Петрограда.

— Попросите доктора! — повторил товарищ, к которому обратились устьевские подростки, девять мальчишек и девочка, взятая ими с собой потому, что была не менее бойка, чем они.

Вышел человек в белом халате. Он незаметно переглянулся с тем, кто его позвал, быстро осмотрел подростков, постукал пальцами по груди и отказал. Подростки вышли в коридор, посовещались и решили подкупить доктора. С собой у них был хлеб, повидло и селедка. Они отделили половину пайков, выбрали делегата, и делегат понес подарки доктору. Но тот уже снял белый халат и оказался таким же человеком, как и другие штабные товарищи, — в высоких сапогах, в кожаной куртке и с кобурой.

— Ловко ты под доктора сыграл, — услышал делегат, стоя в дверях.

— Как еще было уговорить их!

И все покатились со смеху.

Делегат вернулся к своим и сказал только:

— Провел, черт. Это совсем не доктор был. Пойдем, ребята.

В Устьеве они отправились смотреть броневой поезд. Поезд уже был готов. Установили новые башни.

Открывались ворота цеха. Поезд медленно выходил на заводский двор. Глядели ему вслед ребята, не попавшие на фронт. Были это парнишки лет по четырнадцати-пятнадцати, один курчавый, светлый, другой совсем маленький ростом, очень бойкий, еще один, с черными как смоль волосами, подросток довольно угрюмого вида. Среди них можно было узнать брата Димы Волчка, младшего сына покойного Корзунова, погибшего под Гомелем (ох, и надрывалась же Федора Кондратьевна, узнав, что младший удрал на фронт, она и плакала от радости, и грозила нарвать ему уши, когда подросток вернулся). Все эти подростки стали мастерами, нормировщиками, даже начальниками цехов времен первых пятилеток. Ну можно ли было узнать в старшем мастере Корзунове того угрюмого подростка семьи Корзуновых, которого за драчливый нрав когда-то прозвали «Андрюшка Намотай»? А бойкая девочка, дочь пышноусого Бондарева, стала в те же годы инженером Устьевского завода.

Во вторую мировую войну они пошли командирами в устьевский рабочий батальон, а инженер Вера Бондарева, в то время уже не Бондарева, вела политработу в дивизии, в которую входил устьевский батальон.

А сейчас, в девятнадцатом, это были только подростки, глядевшие вслед бронепоезду, уходившему с Устьевского завода. И вместе с ним стояли старые устьевцы, не спавшие двое суток.

А «Стенька Разин» уже миновал последние ворота, и его сигналы сливались с гудками других паровозов на магистрали.

8. Песня в лесу