Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт

Ознакомившись с этим документом, я продолжал исследовать содержимое мусорной корзины. И еще там нашел следующие предметы: расческу с обломанными зубьями, несколько орденских лент с оторванными брючными пуговицами, разодранный, но симпатичный абажур, курительную трубку, флакончики из-под духов, аптечные склянки, губку, пачку игральных карт (к слову сказать, вполне пристойных, — должно быть, их выбросил раздосадованный покупатель, обманутый торговцем), записную книжку с записями расходов какой-то домохозяйки, поломанный веер, непарные перчатки, зубную щетку, кофейные выварки, пустые консервные банки, кости, деревянное яйцо для штопки носков и наконец странное кольцо, которое я тут же купил у старьевщика. Оно было золотым, с каким-то беловатым камнем, названия которого я не знал. Я заплатил за него. Затем, поскольку корзина была уже почти пуста — в ней оставались лишь несколько осколков зеркала и разбитый барометр, из которого продолжали сочиться шарики ртути — я поднялся, поблагодарил Пертинакса Ретифа и пообещал еще навестить его. В ответ на что он покачал головой и произнес:

— Тогда не исчезайте надолго. Надеюсь, через полгода я уже буду располагать достаточной суммой, чтобы обосноваться на юге. Поначалу мы хотели бы поселиться в Ницце или в Монако, во всяком случае, как можно ближе к Ла Тюрби.

— Почему именно к Ла Тюрби? — вежливо поинтересовался я, на что он важно ответил:

— Потому что там в некотором роде наше родовое гнездо, родина моего знаменитого предка, римского императора Пертинакса.

Я улыбнулся, пожелал этому добродетельному человеку удачи и раскланялся с ним. Прощаться с его семейством я не стал и ушел, не обернувшись.

* * *

Вернувшись домой, я рассмотрел оба своих приобретения, брошенные кем-то в мусорные ящики в разных концах Парижа и чудесным образом соединившиеся в корзине Пертинакса Ретифа. Письмо я пристроил к различным документам, которые храню, порой забавным, порой трогательным, а кольцо положил в карман жилета.

* * *

Несколько дней спустя я оказался в гостях в одном богатом доме. Были приглашены также сенатор X. с сыном. Этот сенатор находился в родстве с хозяйкой дома, а имя его стояло на том самом письме школьника, которое я привел выше. Сенатор появился на пороге, тучный, уродливый, с недовольной миной, но большим достоинством, он подталкивал вперед сына, одетого в форму лицеиста, довольно неуклюжего, с прыщавым лицом. Я сделал вывод, что родительский гнев поутих, а юнца, выставленного из коллежа, приютил лицей. Через несколько минут лакей известил о приходе автора «Скота» и «Коллиофа». Покосившись на лицеиста, я заметил, что тот покраснел. Знаменитый писатель непринужденно вышел к собравшимся. Когда его представляли, он был весьма любезен, но ничто в его поведении не наводило на мысль, что имя лицеиста хоть о чем-то говорит ему. Впрочем, как мне показалось, тот был вконец очарован писателем и, похоже, ничуть не сомневался, что великий человек просто не получил его письма. Знаменитый литератор, окруженный льстивыми поклонниками, сыпал разными историями, рассказывал самые свежие сплетни, его монолог представлял собой причудливую смесь каламбуров, кулинарных рецептов, советов по части туалета, рассказов о собственных приключениях и всевозможных анекдотов, порою весьма грубых и непристойных. Вот, к примеру, последний из них: