Давно прошли те времена. Оказался в Красной армии Громов. Исчез куда-то Берг, служивший, по слухам, у Каппеля. Потом вновь появился, на этот раз у Врангеля. Там они последний раз и встречались… А потом лихой разведчик пустил себе пулю в висок прямо на палубе уплывающего из Крыма транспорта во время эвакуации. Пахомов уехал в родную Сибирь, там, опять же по слухам, успел повоевать — не оставила его Гражданская в стороне. Последнее, что слышал Громов — служил его бывший подчиненный у Семенова, а что уж дальше с ним сталось, один Бог ведает. Гришин, правда, сразу удачно выбрал сторону, воевал за красных, потом дослужился до неплохих чинов — и сгинул в тридцать пятом году, когда свирепствовали между большевиками свары и делили они по новой власть. И вот, появился человек из прошлого, заставивший вспомнить былые дни, лихие, страшные и веселые. Что только с ним делать, интересно?
— Да уж, история что надо, — хмыкнул Сергей, когда Громов закончил рассказ. — Такую я с удовольствием бы еще раз послушал, особенно под водочку с сальцем. Жаль, времени мало. До рассвета нам отсюда валить надо, причем быстро-быстро. Что только с твоим знакомцем делать?
Фон Бок сидел в уголке и, похоже, неплохо понимал, что сейчас решается его судьба. Откровенно говоря, Сергей чисто по-человечески не испытывал к нему ненависти. Сволочь фашистская, конечно, пускай и храбрая, но вот ненависть… Похоже, за последние дни он качественно перегорел и стал рассматривать врагов исключительно с профессиональной точки зрения. Чем вооружены, да куда конкретного фрица штыком ткнуть, вот как-то так. И заданный им вопрос был крайне актуален, это понимали все.
Немецкий фельдмаршал — это не просто пленный из тех, что они брали регулярно. Военачальник такого ранга — это, в первую очередь, голова, набитая секретами. Такими, которыми может распорядиться лишь другая голова, причем сравнимого ранга. И вот так просто взять и пустить ее в расход — это, знаете ли, попросту нерационально. А оставлять у себя — еще и опасно. Они во вражеском тылу, и в два счета может получиться так, что эту самую голову немцы отобьют обратно. И тогда получится даже хуже, чем если бы они фон Бока просто расстреляли.
В этот момент немец заговорил. Сергей, разумеется, ничего не понял, но Плахов тут же перевел, и недоумение сменилось раздражением. Этот, с позволения сказать, умник предлагал им —
— А ведь я был уже в вашем плену, — как-то неестественно спокойно выдал Громов. — И посмотрел на ваше обращение. Давай-ка я тебя так же…
Он уже замахивался, когда Сергей перехватил его руку:
— Не стоит зря нервничать, нервные клетки не восстанавливаются.
Громов замер на миг, повернулся… Затем как-то расслабился вдруг, словно из него выдернули не прут даже, а целую железную колонну. Несколько раз вдохнул-выдохнул, успокаиваясь:
— Прости, старшой…
— За что? Ну, прибил бы ты его — твое право.
— Все равно прости. Что-то я совсем… Как ты там сказал?
— Нервные клетки не восстанавливаются.
Фраза Громову была явно незнакомой, он пару секунд ее обдумывал, удивленно, однако юмор понял и задумчиво отозвался:
— Зубы в нашем возрасте тоже не растут. Пускай думает, что лучше сэкономить.
— Думает? И что, этот фельдмаршал сильно умный?
— Да вроде бы дураком не был.
— Знаешь, есть старый анекдот, — тут Сергей выдержал паузу в пару секунд. Не для того, чтобы добиться театрального эффекта, а обдумывая, на что заменить слова «Сталин» и «экстрасенс». — Приходит к Ежову на прием человек. Нарком секретаршу спрашивает: кто, мол, такой. Она отвечает — колдун, будущее видит. На что Ежов приказывает: Расстрелять! Будь настоящим — не пришел бы. Вот и этот, был бы умным — не пришел бы незваным.
Анекдот был старым, но понятным, и все присутствующие громко расхохотались. Потом Сергей тронул старшего товарища за локоть, отзывая его в угол вагона, подальше от чужих ушей. И, когда они отошли, негромко сказал:
— Николай Васильевич, ты как хочешь, а этого чудика надо доставить к нашим.
— Согласен, — кивнул Громов.
— И сделаешь это ты.
— А вот тут не согласен…