Покуда Кулаков прикидывал, покроет ли гора трофеев незапланированный геморрой, которые принесут на его голову эти непонятно откуда собранные и что собой представляющие люди, Сергей уже потерял интерес к разговору. В конце концов, программу-минимум он выполнил. Людей освободил, представителю советских властей (а с должности председателя колхоза его собеседника никто не снимал) передал. Дальше пускай у других головы болят. Вот только у Кулакова, очевидно, было другое мнение по этому вопросу. Такое свое, житейски-крестьянское. И он не преминул его высказать.
— Э-э-э… Товарищ Хромов, ну посудите сами — что они будут делать в лесу? Я понимаю — мужчины, но тут же большинство женщины и дети.
— Понятно, можете уходить. Склады мы уничтожим.
— В смысле?
— В прямом, мон шер, в прямом. Вы ведь не первый день живете, царя застали… Помните, как раньше было? Деньги-товар-деньги, извлеките одно звено — и цепочка исчезает. Поэтому извиняйте, или берете все и сразу, но занимаетесь людьми, или я тут сжигаю все, чтоб немцам не досталось, и разбегаемся.
— А вы, однако, как купец рассуждаете, — задумчиво протянул Кулаков.
— Скорее, как мелкий лавочник, но вы уловили суть. Коммунизм хорош в далеком будущем, а сейчас пусть будет так…
Договорить ему не дали. Чуть в стороне раздался отчаянный женский вопль, несмотря на расстояние будто ножом резанувший по ушам. Сергей поморщился:
— Что за черт?
Вопль повторился. Хромов резко махнул рукой:
— В общем, вы меня поняли, Иван Емельянович. Думайте. Парни. За мной!
Толпа, собравшаяся на площади, бурлила, словно выгребная яма, щедро сдобренная дрожжами. Неудивительно, кстати — народ любит хлеб и зрелища. Со жратвой все было в порядке — освобожденных накормили щедро. Теперь настал черед зрелищ, и они были что надо — фрицев вешали. Десяток уже качались, остальные понуро ждали своей участи. Судя по синякам, рожи им уже отрихтовали качественно, и о сопротивлении они даже не помышляли. Конечно, лица бить — это уже беспредел, тем более недавним заложникам. Просто потому, что не они этих немцев в плен взяли. Ну да пусть их. Вон, даже палачей из своей среды выбрали, что совсем неплохо. Самим мараться не придется. Хотя как сказать… Есть мнение, что сильные люди не опускают других вниз — они поднимают их вверх. Спросите любого палача при дыбе — подтвердит. А вот отчаянные крики — это уже интересно…
— С дороги! — рявкнул Хромов, подбегая. На него даже не обернулись, что уже само по себе оскорбительно, поэтому он просто рванул стоящего на пути мужика, отшвырнул в сторону. Повторил действие со следующим, потом еще с одним… Четвертый попытался ударить его кулаком, получилось неловко — в толпе не размахнешься. Хромов приложил его локтем в лицо, уронил следующего, кожей ощутил, как с недовольным ворчанием начало разворачиваться к нему самое жуткое и безмозглое чудовище — толпа… И тут сзади громыхнуло.
Селиверстов. Глядел на собравшихся с нехорошей ухмылкой, и толпа медленно отступала. Очень похоже, ему надоело просто идти позади и прикрывать спину Хромову с весьма реальной перспективой оказаться сметенным толпой. И потому он решил вопрос максимально просто — выстрелил в воздух из своего парабеллума, а затем навел его на людей. Рядом с ним взял на изготовку автомат Ильвес. И окружающие подались назад, ибо пугает не столько оружие, сколько готовность его применить. Из этих двоих такая готовность буквально выпирала, и это действовало на окружающих отрезвляюще.
— Спасибо, — Хромов кивнул товарищам, потом сунул в рот два пальца и пронзительно свистнул. Буквально через несколько секунд раздался топот ног, и к ним подбежало еще четверо разведчиков. Моментально сообразили, что к чему, защелкали затворами, и это окончательно отбило у буянов желание дергаться. Что же, это уже неплохо. Хромов два раза глубоко вздохнул и, уже успокоившись, негромко, но очень четко, так, чтобы все слышали, приказал: — А ну, все назад. Что здесь происходит?
Трудно сказать, что подействовало сильнее — его спокойствие и уверенность, или автоматные стволы за спиной. Скорее всего, и то, и другое вместе, ибо добрым словом и пистолетом добиться можно очень многого. Вряд ли здесь были в курсе философских потуг американского гангстера, но вполне созрели для их практического восприятия. И успокоившаяся, начавшая соображать толпа подалась назад, вовсе не желая нарваться на порцию свинца от людей, что меньше часа назад освободили и накормили, а теперь готовы были выпустить любому кишки по одному слову командира.