Табу

Действовать нужно быстро, мгновенно, содрать как пластырь. На душе, как ни странно, было спокойно. Мысли текли медленным потоком осеннего ручья, сердце отбивало размеренный темп, а на душе трещала напряжением тишина. Смирился с тем, что выхода другого нет. На весах стояло многое. Панфилов был противовесом многому: спокойствию, а также тому хрупкому «мы», что зародилось совсем недавно и стоило сотни таких гнилых Панфиловых. Хотя, признаться, я готов был на всё ради Оксаны, понял это совсем недавно, не нужно было прикрываться моралью благого поступка, избавившего мир от настоящего ублюдка, как Панфилов. Хочется дать ей жить, пусть и отдельно от себя, если этого хрупкого «мы» никогда не случится… Взгляд то и дело натыкался на папку, отданную мне Радиком. Он прекрасно знал своё дело. В простой бумажной папке лежали фотографии девушек, пострадавших от «шалостей» дяди Лёни, заявления которых тонули под тоннами бумах бюрократии, что искусно создавались, дабы не очернить этого урода. Оксана была не первой, и к слову сказать, не последней. Тридцать семь… Она была всего двадцать пятой. После нее он словно озверел, его слабости становились все жестче, «изысканней», если так можно выразиться.

В темноте мелькнули задние фонари, промчавшегося мимо Бентли, отвлёкшие от мыслей. Действие…

– Не оригинально, – рассмеялся, заведя старенькую «десятку», притаившуюся за снежным бруствером, что не успели вывести, очищая узкие улицы частного сектора Сосновки после очередного снегопада. Вышел из машины, чуть приоткрыв водительскую дверь, чтобы ускорить путь отхода. Затем перемахнул через забор и оказался на ухоженной территории коттеджа. Оказалось, что Панфилов снял его пару лет назад, вот только никто и никогда его здесь не видел. Даже думать не хотелось, что мог пропустить всё это. Он готовился к чему-то несколько лет, пока мы «спали».

Небольшой коттедж из желтого кирпича тонул в высоких елях, скрывая яркие пятна горящего света, почти все всех комнатах. Губы растянулись в улыбке, потому что нащупал сладость. Его слабость…

Только слабые, трусливые и напуганные до отчаянья люди, приходя домой включаю везде свет. Боятся тьмы, вздрагивают от собственного отражения в зеркале, и просыпаются перед рассветом, укутанные в мокрую от пота простынь, уже не в силах уснуть снова…

Ладонь приятно холодил длинный ключ, найденный в квартире арендатора, пока тот плескался в красном море со всей своей семьей. Дверь легко поддалась, даже ни разу не скрипнув. Шел по длинному коридору, щурясь от ярких всполохов всех источников света, попутно выключая их, принося с собой не только смерть, но и тьму.

В гостиной горел камин, а на кожаном диване сидел Панфилов, раскинув руки на спинку. Рубашка валялась на полу, явив подтянутое тело, но уже предательски покрытое по-старчески морщинистой кожей. Голова была откинута, глаза закрыты, а в руке застыл стакан, где истерично дребезжали осиротевшие кубики льда.

– Звал? Я пришел, – прошептал, медленно клацая по тумблерам выключения света. Приглушил, не в силах лишить себя удовольствия наблюдать.

– Пришел, – Панфилов резко открыл глаза, затем с трудом сконцентрировал на меня свой пьяный взгляд, поднес к тонким губам стакан, но обнаружив там только лёд, отшвырнул в сторону. – Что дальше? Бить будешь?

– Нет, скорее – убивать.

– Вот так просто? Лишишь жизни старика?

– Легко, – опустил руку в карман, откуда вынул нож. – Для меня легко, а ты будешь мучиться и истекать кровью. Что ты там делал? Играл в крестики-нолики? Да? Прямо на ее ноге?

– А что, она тебя дальше ног никуда не пустила? – глухо и нервно рассмеялся Панфилов, отчаянно шаря взглядом по комнате. – А ты загляни, там повсюду мои метки… Повсюду…

– Обязательно загляну, слышишь, обязательно. А ты знай, что она пустит меня туда добровольно, а не под угрозой ствола, ножа или от отвращения созерцания твоего сморщенного старческого стручка.

– Слова… Слова, – Леонид опустил руки на колени, переплел пальцы, напряженно рассматривая моё лицо. – Как отреагирует Оксана, узнав, что ты убил её мужа?

– Бывшего.

– А бывших не бывает, сам же знаешь, – он хмыкнул и зашарил по комнате бегающим взглядом. – Да и зачем такие меры? Ведь все можно решить. Из всего найдется выход.

– Только не в этот раз…

Глава 29.

Не мог смотреть ни на телефон, ни в календарь. Казалось, что время бежит куда быстрее, чем обычно. Прошло несколько дней, а новостей не было. Никаких. Бессонница и чувство дикого напряжения уже перестали беспокоить, превратившись в монотонное брюзжание натянутых нитей нервов. Существовал. На надрыве. Делал все машинально, в попытке отвлечься и не высовываться.

На подъезде к новому дому, опять же нового «папы», пришлось пройти несколько проверок. Еще до рождения дочери Скала спрятал семью за высоким забором загородного коттеджа, заботливо окружил толпой охраны и паутиной незаметных камер, не только отслеживающих движение, но и реагирующих на смену температуры.